— Колокола какие певучие, — благоговейно говорила Агнес, не отрывая взора от приближающегося города, — как приеду, приход себе найду с большим костелом. И чтобы весь расписанный. И чтоб красивый был, и чтоб колокола далеко звучали.
— А вы о чем мечтаете, госпожа Брунхильда? — спрашивал Сыч вкрадчиво.
Сам он отмылся и побрился, и на нем были добрая одежда, новые башмаки. Сидел он на коне, а на поясе висел кинжал. От прошлого Сыча-бродяги и помина не осталось.
— Чего? — не расслышала красавица. Она тоже смотрела на приближающийся город.
— О чем мечтаете? — продолжал Фриц Ламме по кличке Сыч. Он все время обращался к ней на «вы» с подчеркнутым уважением.
А она валялась на подушках в телеге простоволосая и прекрасная.
— А вот слыхала я, что в больших городах есть лекари, что умеют зуб человеку на место выпавшего вставить, — говорила девушка мечтательно.
— Зуб? — отозвался Ёган аж из другой телеги, что ехала впереди, он озорно усмехнулся, оглянувшись на красавицу. — Ишь, зуб ей. Придумает же. Деревня.
— Я тоже про таких лекарей слыхал, — подтвердил Фриц Ламме.
— Вот вставлю себе зуб и замуж выйду за богатого. И с холопами знаться боле не буду, — почти крикнула девушка, так чтоб Ёган слышал, — а коли такого встречу, велю его собаками драть.
— Ага, мечтай-мечтай, дурень-то думками богатеет, — ехидничал Ёган.
Вот он ни о чем не мечтал, а просто был рад вот так ехать в большой телеге, да в большой город, да напевать себе дурацкую песенку под нос.
Так они и доехали до города.
В воротах их встретила стража, сержант на солдата только глянул, ничего не сказал, а вот к Ёгану прицепился, остановил телегу.
— А ну покажи, чего везешь? На продажу есть что? Если есть, то надо пошлину считать.
— Чего тебе, вещи господина везу, — говорил Ёган, показывая скарб Волкова.
— А чего там? — лез в мешки начальник стражи.
— Известно чего — доспех да железо.
— А почем я знаю, что не на продажу?
Волков развернул коня, вернулся к сержанту и спросил у него:
— Купить что желаешь?
— Я просто спросил, работа у меня такая, пошлину на товары брать, — объяснил сержант, глядя на солдата.
— А я, по-твоему, на купчишку похож? — Солдат тоже смотрел на него.
— Нет, господин, — произнес сержант. — Уж никак не на купчишку.
— Скажи, где у вас тут остановиться можно, — спросил Волков, уже смягчаясь.
— Да вот рядом, в «Дохлом псе», хорошее место, веселое. Пиво там годное, — объяснял сержант, — вот по улице до переулка Мельников, свернете туда, и сразу будет по правую руку.
— Веселое? — Волков глянул на телегу, где сидели Агнес и Брунхильда. — С женщинами я.
— Ах, с женщинами, — понял сержант, — тогда вам нужно в «Три висельника» ехать. Там добрый трактир для господ. Ни девок, ни ворья не бывает. Это вам по улице и до моста. А там конюшни увидите, конюшни тянутся по всей улице, место купеческое, склады там и кузни, вот там и трактир. Есть где телеги поставить и коней разместить. И сторожа там по ночам бродят, ни о чем волноваться не придется.
⠀⠀
Туда солдат и направился. Доехали до моста через грязный ручей, забитый костями да ломаными бочками и телегами. Увидели ряды конюшен и складов, тут было суетно, на улице с трудом разъезжались тяжко груженные телеги, возницы лаялись, грозили друг другу кнутами. Приказчики стояли у складов, отпускали или принимали товары, считались-рядились. Солдат, пропуская телегу с бочками, остановил коня прямо на мостике и глядел на эту картину. Вдруг какой-то охамевший бродяга схватил его коня под уздцы. Солдат не видел лица мерзавца, тот был в широкополой шляпе, да и не требовалось солдату это лицо, он потянул руку за спину, чтобы как следует размахнуться плетью, ожечь подлеца.
А тот поднял голову с черной бородой с проседью и улыбался во весь рот.
— Полегче, брат-солдат, полегче, уж больно скор ты на расправу, — говорил незнакомец.
Волков точно знал его, хотя сначала не мог вспомнить этого человека. Так и замерла рука с плетью.
— Фолькоф, чертов ты болван, ты что, не узнаешь меня? Опусти плеть, позоришь меня, — скалился бродяга.
Вот теперь солдат его узнал. Раньше Игнасио Роха брился не часто, но никогда такой бородой не зарастал.
— Признал я тебя, Игнасио, — сказал солдат, опуская плеть, — местные ребята из нашей роты звали тебя Скарафаджо.
— Чертовы болваны, сукины дети, я думал, ты не вспомнишь мою кличку, — скалился Роха. — А ты, как всегда, на коне, Фолькоф. Два воза добра и холопы, и баба красивая у тебя. Жена, наверное. И конь у тебя хорош необыкновенно, — Роха поглаживал по шее коня, которого Волков забрал у миньона Кранкля, — и у холопов твоих добрые кони. Ты всегда был молодец, Фолькоф, всегда.