— По горизонту, белый — сверху.
— Мех, пояса, перевязи?
— Лишнее. Коршуна, черного коршуна рисуйте. Одна колдунья звала меня коршуном.
— Господин, коршунов, орлов, кречетов и соколов на щитах много.
— Да? — Кавалер на миг задумался. — А вороны часто встречаются?
— Нет, не часто, никогда не видел, прекрасный выбор, ворон — символ мудрости и течения времени.
— Рисуйте ворона, а в лапах он должен сжимать горящий факел, так хотел архиепископ.
— Итак, черный ворон с горящим факелом на лазурном поле, с серебряным небом, — закончил рисунок художник.
Волоков внимательно смотрел на него и был доволен:
— Сделайте ворона пострашнее.
— Сделаю ему рубиновое око.
— Ёган, дай художнику щит. Хочу забрать его завтра.
— К утру лак высохнет, будет готов, с вас два талера, господин.
Волков молча достал монеты.
— Господин рыцарь, а не желаете себе еще штандарт с гербом, и сюрко в ваших цветах, для ваших людей? — предложил художник. — У меня есть хороший портной и белошвейка. Все будет красиво.
— Да, мне это нужно, — согласился кавалер. — Штандарт и пару сюрко.
— Попоны для коней в ваших цветах.
— Лишнее.
— Тогда с вас еще четыре талера. И работы займут три дня.
— И ни днем больше, — сказал Волков и снова полез в кошель.
⠀⠀
Пировал он со своими людьми, за столом были все, кроме Агнес. Можно сказать, что кавалер был счастлив. Он заказал музыкантов.
И благосклонно принимал тосты и от Сыча, и от Пилески. Особенно его радовала ворчливая зависть пьянеющего Рохи.
— Чертов мошенник, — после каждого тоста негромко добавлял Скарафаджо, — надо же, сам архиепископ ему шпоры повязывал.
Или:
— Чертов ловкач, как он так умудрился, надо же! Проныра! Вот что значит дружить с офицерами.
А Брунхильда раскраснелась от вина и поглядывала на кавалера уже не столь злобно, как совсем недавно. А Ёган и вовсе гордился так, словно это он стал рыцарем. Орал больше всех, был уже изрядно пьян.
А кавалер не пил, так, отпивал для вида. Он ощущал беспокойство. Рыцарские шпоры вещь, безусловно, прекрасная, но епископ свою часть сделки выполнил, и теперь очередь за Волковым. А ему очень, очень не хотелось лезть в чумной город, откуда никто не возвращался. И шпоры после таких мыслей уже не смотрелись такими блестящими.
«Ничего, ничего, — уговаривал он себя, — главное в любой кампании — это правильно подготовиться к ней».
Но все самоуговоры не отгоняли тревогу. А тут к столу подошел трактирщик, улыбался, очень был доволен выручкой от пира. Он нес полуведерный кувшин вина, запечатанный сургучом, на кувшине стояла печать какого-то монастыря.
— Велено передать вам, господин кавалер, — с улыбкой и поклоном произнес трактирщик. — Монахи принесли, говорили, что вино двадцатилетнее. От их ордена, вам в честь акколады и принятия вас в круг рыцарей Господних. Прикажете открыть?
Он стоял и держал тяжелый кувшин, за столом все оживились, Сыч орал, что надо открыть, Рудермаер даже протянул кружку, но кавалер не торопился, спросил:
— А что за монахи были? Какого ордена?
— Мне этот орден неизвестен, — отвечал трактирщик. И повторил: — Велите открыть?
— Нет, — сухо ответил Волков.
— Как нет, давай, Фолькоф, отведаем монастырского винца! — крикнул Скарафаджо.
— Нет, — еще тверже отвечал кавалер.
— Господин сказал нет — значит, нет, — хлопнул по столу нетрезвый Ёган, — не надо, вот так вот… Нас уже один раз пытались отравить вот так же… Мы уже все знаем насчет вина, которое дарят какие-то непонятные монахи… Мальчишка один выпил вот такого винца и фить… — Ёган нарисовал путь бедного мальчишки пальцем в воздухе, — и на небесах.
Трактирщик, явно не ожидавший такого развития событий, опешил, стоял, разинув рот, потом молча и аккуратно поставил кувшин на край стола и произнес:
— А на вид такие приличные монахи были.
И ушел.
— Фолькоф, неужто ты испугался, — храбрился Роха, — хочешь — я попробую это вино первым?
— Ёган, — сказал кавалер, — отнеси вино в мои покои.
Ёган пошел наверх и вскоре вернулся. А за ним шла Агнес, она бесцеремонно отодвинула брата Ипполита, что сидел рядом с Волковым, и втиснула свой худой зад между ними. Девочка была бледна, говорила тихо, почти шептала:
— Монахи убить вас желают, не от злобы, а помешать хотят. Сами монахи не хотят, а один монах, что в дорогих туфлях, ждет вашей смерти. Стекло сказало.
Волков кивнул в ответ, погладил ее по волосам и спросил: