— Разузнали, разумеется, но мне хотелось бы послушать и ваш рассказ.
— Мне скрывать нечего, и ничего нового вы от меня обо мне не услышите, кроме того, что слышали. Я на войне с четырнадцати лет, то есть почти двадцать лет в солдатах. Долго воевал на юге, ну и с еретиками тоже, потом пошел на службу в гвардию герцога да Приньи, там сражался на севере только с еретиками. Избран корпоралом роты, был правофланговым, на последнем годе службы герцог оказал мне милость, зачислив в охрану его штандарта и сделав глашатаем приказов сеньора. По ранению покинул гвардию, служил одному барону в земле Ребенрее. Был замечен епископом Вильбурга, он послал меня сюда, архиепископ произвел меня в рыцари Божьи. Все. Если у вас есть ко мне дело — говорите.
— Думаете, что у меня к вам дело? — улыбался Фабио Кальяри.
— И оно, как я понимаю, конфиденциальное, — произнес кавалер.
— Да, у меня есть к вам дело. И как и все дела, которые затрагивают дома, подобные нам, оно конфиденциально, — произнес Кальяри. — Я должен был узнать о вас больше. Я хочу убедиться, что то, о чем я вас буду просить, останется между нами.
— Я должен написать расписку? — усмехнулся Волков. — У вас, богатых господ, расписки заменяют слова.
— У нас — да, так и есть, но у вас, у рыцарей, ведь все по-другому, и поэтому мне будет достаточно вашего слова.
— Разговор идет о преступлении? — спросил рыцарь.
— Разговор идет о преступлении, — подтвердил банкир, кивая головой и улыбаясь.
— Я рыцарь Божий, не к лицу мне порочить себя разбоем или кровью.
— Никакой крови, никакого разбоя, я бы вам такого и не предложил. Мне нужно, чтобы вы сожгли один дом в Фёренбурге. Всего один дом.
— Дом?
— Да, большой и красивый дом.
— Может, его лучше обыскать?
— Нет, ничего вы там не найдете ценного, хозяева вывезли все, когда пришел мор. Кроме архивов. Архивы большие, вывезти их не удалось. Архивы должны сгореть, знаете, что это?
— Бумаги.
— Бумаги. Бумаги, которых не должно быть. Пусть они сгорят. — Рыцарь молчал, ждал, пока банкир скажет главное. И тот сказал: — Двадцать гульденов еретиков, или двадцать шесть эгемских крон, или двадцать два цехина. Любое золото, какое пожелаете.
— Надеюсь, это не церковь. Такой же банк, как и ваш?
— Хуже, это дом Хаима. Хаимы безбожники. Жгите спокойно. Он в самом северном конце города, недалеко от северных ворот, рядом с их вместилищем безбожия, с синагогой. Синагога справа от дома, похожа не на храм, а на склад. На воротах дома розы. Розы прекрасной работы, вы их узнаете сразу. Это герб Хаимов. Вы не ошибетесь.
Кальяри замолчал, ожидая решения рыцаря.
— Сжечь банк ростовщиков-безбожников — дело богоугодное, — немного подумав, сказал рыцарь. — Я возьмусь за такое дело, — он помолчал и продолжил: — А не найдется ли у вас старой имперской марки? Если есть, то дайте мне ее как аванс. Такая марка пару раз спасала меня.
— Да пребудет с вами Господь! — обрадовался банкир. — А марку получите у моего писаря, и не как аванс, а как подарок. Пусть она принесет вам удачу.
Это была щедрость, банкир искал расположения рыцаря. Золото всегда нуждается в железе.
Собеседники раскланялись.
Когда Волков со своими людьми выехал из дома Ренальди и Кальяри, кавалер пребывал в приподнятом настроении, а у Ёгана за пазухой лежала большая и тяжелая, черная от старости имперская марка, отчеканенная еще в прошлом веке. Он поехал искать кузнеца, чтобы сделать то, что делал им умелый кузнец из деревни Рютте. Почему-то кавалеру казалось, что это может пригодиться в будущем деле.
⠀⠀
Огромный котел, что купил Виченцо Пилески для выварки селитры, пришелся кстати. Его вывезли за ворота города, поставили у большого ручья, наполнили почти доверху водой и стали ее греть.
Всем этим руководил молодой монах Ипполит, более зрелый монах отец Семион выступал его помощником. Люди капитана Пруффа сначала не знали, что затеяли монахи, и шутили, но когда монахи предложили им снять всю одежду, кинуть ее в котел и поварить как следует, солдаты заупрямились. К тому времени на место приехал сам кавалер и все объяснил:
— Делайте, что велят монахи, то не блажь, а совет умного мужа, ученого! Коли хотите, чтобы язва вас миновала, поступайте как велено. Сказано варить одежду — варите, скажут монахи бриться наголо — брейтесь, мыться — мойтесь, на вас ни одной вши, ни одной гниды остаться не должно. А кто откажется, того вычеркну из похода, я не допущу, чтобы из-за одного все от язвы сгинули.
Теперь перечить никто не осмелился, солдаты раздевались догола, кидали одежду в огромный чан, сами же раздобыли где-то щелок, шли к ручью мыться.