— Капитан, отправьте десять человек во главе с сержантом за водой, пусть возьмут две бочки, воду нужно набрать из реки, за городской стеной. Из канала и местных колодцев пить нельзя. Только пусть не попадаются на глаза стражникам фон Пиллена.
Капитан только успел кивнуть, как заговорил подошедший к ним брат Ипполит:
— Господа, нужно отрядить людей в подвал, крыс бить и заделать крысиные лазы. Многие доктора считают, что крысы разносят чуму.
— Отправьте пять человек в подвалы, — распорядился кавалер.
Капитан опять не успел ответить, монах продолжал:
— Все перины, тюфяки и подушки из спальных покоев нужно сжечь, клопы и блохи опасны. Кровати, лавки и столы мыть уксусом.
— Капитан, если мы хотим выйти из этого города живыми, делайте все, что он говорит.
— И еще скажите людям, чтоб не пили воду некипяченую. И обтирали руки уксусом перед едой. И носили рукавицы.
Тут капитан Пруфф спорить не собирался:
— Только скажите, что нужно, святой отец, мои люди все сделают.
Теперь, когда все солдаты были заняты, Волков и сам немного успокоился. Но только немного. Он не знал, что делать дальше. Как попасть в цитадель, как вывезти оттуда мощи? Пересидеть упрямого Брюнхвальда было невозможно, людей кавалер нанимал на две недели, и пять дней уже прошло.
Волков ходил по двору, глядел на работающих солдат и думал, думал и думал. Но ничего на ум не приходило. Он уставлялся на Ёгана и Сыча, что беззаботно сидели в телеге, жевали что-то и болтали. Вели они себя, словно были не в чумном городе, а на богатой охоте.
— Заняться нечем? — спросил кавалер. — Штандарт мой над воротами повесьте. И еду начинайте мне готовить.
— Так воды нету, господин, — заявил Ёган, вскакивая с телеги, — ждем, когда привезут.
— Соберите всю воду, что у солдат осталась, вскипятите ее. Монах велел пить только кипяченую.
Сыч с Ёганом занялись делом, а Волков уселся на старую бочку и увидал брата Семиона. Тот слонялся среди работающих, давал им наставления и советы. Сейчас он объяснял солдатам, что перины и тюки лучше жечь на улице, а не во дворе. Случайно монах поглядел на кавалера, и тот поманил его рукой. Монах едва ли не бегом кинулся к Волкову. Остановился в двух шагах, поклонился.
— Ты хитрый, — произнес кавалер, он не спешил, — подумай, как мне попасть в цитадель, как забрать из храма мощи, если упрямец не хочет меня туда пускать. А силой я ворваться не могу.
— Не слышал я вашего разговора, господин, коли слышал, может, что и посоветовал бы, — отвечал монах.
— Ротмистр Брюнхвальд говорит, что не откроет мне ворот, потому что дал слово, что сохранит все ценности до окончания контракта.
— И долго он собирается там сидеть?
— До Рождества.
— И мзды не возьмет?
— Думаю, нет.
— Многие благородные господа крепки словом своим, — задумчиво произнес монах.
— Он из таких.
— А так ли крепки люди его? Долго сидят они в цитадели среди чумного ужаса. Все ли тверды духом, и нет ли тех, что хотят покинуть город этот?
Тут Волков стал понимать, куда клонит монах, он внимательно смотрел на его лицо с незажившими ссадинами. У этого хитрого человека было лицо чистого ангела. И глядел он на кавалера глазами, наполненными светом Божьим. Непонятно, правда, за что били его недавно, да еще отравить кого-то вроде собирался, яд с собой таскал, но если это не принимать в расчет — воплощение святости. Что ни мысль — то мудрость, что ни слово — то елей.
— Говори, — сухо произнес кавалер.
— Протяните им руку дружбы, но так, чтобы господин их о том не ведал.
— Как?
— А пошлите им бочку вина, церковное-то они давно выпили, наверное, а от вина никакой солдат не откажется. То шаг будет первый наш.
В точку. Волков знал не понаслышке, что значит сидеть в крепости.
Сам в осаде был не раз, один раз насилу живым вышел. Осада — это всегда голод, уныние и вечное ожидание штурма. Он мог поспорить, что люди за стеной цитадели истосковались по хорошей еде и вину и даже по общению с другими людьми.
— Ёган! — крикнул он.
— Да, господин, — отозвался слуга.
— Штандарт вывесили?