— Сыч! — крикнул Волков. — Забери у него алебарду! Дурак зарубит кого-нибудь из своих.
— Да не зарублю я! — заорал в ответ Ёган. — Осерчал я потому, что не ждал, что он меня за лытки хватать станет, а так я гляжу за вами, не волнуйтесь, господин.
А Волков не волновался. Он спокойно пятился, несмотря на то, что шел последним и на него наседало уже полдюжины ночных людей. Но уж больно легко они рубились. Выпад! Взмах! И нет ноги у костлявого, валится на мостовую. Ползет теперь. Но вот один из них изловчился и вцепился в щит пальцами с черными ногтями, а второй ударил слева рукой по шлему, пока Волков пытался вырвать щит. Пока отмахивался от двоих, третий вцепился в правую руку. Тут Ёган подсобил. Волков видел, как белым в свете луны сверкнула алебарда и разнесла в брызги голову тому из ночных людей, что пытался повиснуть на правой руке кавалера.
Человеческая кровь горячая, как кипяток. Липкая и пахнет так, что ее ни с чем не спутаешь.
А то, что выплеснулось из головы ночного человека, что попало Волкову на лицо, на шлем и бугивер, кровью не было. Эта дрянь оказалась холодна, как лед, склизка, словно слизь, и воняла гноем. Да еще он отчетливо стал замечать то, что в горячке боя сразу не заметил: вокруг стоял смрад, запах гнили и тухлятины. Кавалеру все это придало сил, он быстро и со знанием дела перерубил ближайших врагов и последним вошел в ворота, убедившись, что все вернулись.
— Роха, закрывай! — распорядился он. — Ипполит, уксус, мыть меня, сарацинскую воду мне! Всех мыть! Всех раздеть и мыть! И доспехи всем мыть, и обувь с одеждой!
— Что случилось? — спросил Роха. — Что там произошло?
— Они все чумные, все чумные и гнилые! — орал кавалер, скидывая с себя доспехи. — Ипполит, неси сюда уксус! Быстрее!
— Мертвые они, — вдруг сказал один из солдат, что был на вылазке, — мертвые, их режешь, а они не чувствуют.
Волков глянул на него зло, но затыкать не стал, и зря. Тут же другой заговорил:
— Я одного рубил, а он лез на меня, а у него полбашки не было.
И другие стали говорить тоже страшные вещи. И тут Волков заорал, шлем он уже снял, поэтому вышло громко:
— Заткнитесь и мойтесь лучше, все смывайте, уксуса не жалейте!
— Неужто вы, господин, думаете, что язву — кару божью — можно уксусом смыть? — спросил один из солдат.
— Мойся, дурак, все мойтесь и рот сарацинской водой полощите. Кто язву подцепит, за ворота выселю. Ипполит, сарацинской воды мне неси.
Волков разоблачился донага, монах принес ему воды сарацинской, и он умылся ею так, что защипало глаза и нос, и хлебнул ее, полоскал рот, пока было сил терпеть.
То же делали и люди, что ходили с ним на вылазку. Остальные им помогали. Даже капитан Пруфф лил на кого-то уксус. И тут, словно колокол в ночи, резко и пронзительно зазвучали слова.
— Э-эй-й-й ты-ы-ы-ы, слышишь меня, — разносился в тишине писклявый, почти скрежещущий голос, — знаааю, слышишь, куда ты сбежал, храбрец? Спрятался в свою нору-у-у-у-у? Сидишь там и дрожишь? Все тщета, мои чумные людишки уже с вами потискались, кого-то и облобызали, уж кто-нибудь из вас зачумлен. Эй вы, страшно вам? Знаю, страшно, вы зря пришли все сюда, сдохнете тут все. И виноват будет только он, этот ваш храбрец-рыцарь.
Все, кто был на винном дворе, завороженно слушали эти слова, не осмеливаясь пошевелиться. Люди боялись. Солдаты боялись!
Ждать было нельзя, кавалер это понимал, как был голый, так и полез на бочки у стен. Залез, стал вглядываться в ту сторону, откуда несся голос. И на той же крыше, что и в прошлую ночь, заметил черный худощавый силуэт. Его было хорошо видно в лунном свете.
— Ёган, арбалет, — сухо скомандовал Волков. — Хилли-Вилли, заряжайте мушкет.
Ёган, как был голый, достал арбалет, стал натягивать тетиву. Мальчишки тоже засуетились. А кавалер с ненавистью и нетерпением смотрел на этот силуэт, моля Бога, чтобы он не исчез.
— Не-ет, вы-ы-ы-ы са-а-ами виноваты, зачем шли с ним сюда, думали защиитит он ва-а-а-ас от язвы-ы-ы-ы? — завывал голос, омерзительно растягивая слова. — Нет, не защитит, так и жди-и-и-ите, скоро одного из вас кинет в жа-а-ар. Горя-я-я-ячка начнет жечь его изнутри. Кто из вас это будет? Следите друг за другом. Следите.