Мужик сначала скрючился, как от боли, потом вылупил глаза и, заорав «Господи, да свершится воля твоя!», кинулся бежать. Бежал он мимо кавалера, который, вытащив сапог из стремени, толкнул им еретика, и тот кубарем полетел по мостовой. Затих, лежал, истово молился.
Кавалер решил узнать, что ж такого страшного в ратуше, и чуть тронул шпорами коня. Конь сделал несколько шагов.
В ратуше стояли люди. Худые, изможденные, в драном платье, босые. Все они оказались покрыты язвами, у многих почернели пальцы, у всех были бубоны на разных частях тела, многие из которых полопались, наружу вытекал черный, вонючий гной. А глаза у людей серые, как в дымке, так что и зрачков почти не разобрать в них.
— Мертвяки, — сказал кто-то рядом с кавалером. Кавалер оглянулся, подле него стоял немолодой солдат, он продолжал: — Мы ж с вами ночью таких рубили, господин.
Солдат был прав, Волков узнал их по запаху гноя и тухлятины.
— Как тебя звать? — спросил он у солдата.
— Гюнтер, господин.
— Возьми трех человек, Гюнтер, и начинай ломать вон тот забор.
— Хорошо, господин, а не скажете, зачем?
— Скажу, нам нужны дрова, я сожгу этих бедолаг. Негоже мертвым ходить среди живых, Гюнтер, даже ночью.
— Истинно так, господин, — согласился солдат.
— Сержант, пошли кого-нибудь к капитану, пусть приведет еще десять человек, могут понадобиться. А еще рукавицы, уксус и крючья пусть принесут, — произнес кавалер, не отрывая глаз от стоявших неподвижно мертвецов.
⠀⠀
Вскоре Пруфф привел людей, и они стали собирать мебель по пустым домам, разобрали забор, затем крюками принялись валить наземь и стаскивать мертвяков на костер. Дело было непростое, тяжелое, грязное и страшное. И тут ко двору пришелся брат Семион, которого капитан догадался привести с собой. Он беспрерывно читал заупокойные молитвы и подбадривал солдат, говоря им, что они делают важное дело. А заодно он клеймил еретиков, поглядывая на местного каменотеса:
— Вот, дети мои, глазами своими видите вы, до чего доводит ересь. Неупокоенные не находят себе места даже после смерти. Предались они ереси, отрицая Бога истинного и Матерь Церковь нашу. Как они отринули Господа нашего при жизни, так и Господь отвергает их после смерти и не дарит им упокоения. Господи, прими души детей твоих заблудших. Уверовали они лжепастырям своим, поверили слову каверзному, в темень шли, презрев путь светлый и истинный, помолимся, дети мои.
Волков не поленился слезть с лошади, сложил руки, прочел короткую молитву, осенил себя святым знамением. Солдаты тоже останавливались, молились, осеняли себя и после этого принимались вновь цеплять трупы крючьями и волочь их к костру, с трудом затаскивая на дрова.
А брат Семион, стоя рядом с еретиком, продолжал, да так, чтобы тот был вовлечен в разговор:
— Видишь, что случается с отринувшими Господа, нет покоя им ни в царстве живых, ни в царстве мертвых.
Еретик сидел на земле, усердно молясь и глядя на происходящий ужас. Услышав слова монаха, он пробурчал:
— Так у нас в городе собратьев лишь каждый пятый, а все остальные ваши паписты. Считай, вы своих упокаиваете.
Но таким доводом брата Семиона было не взять, он только усмехнулся в ответ и произнес:
— И поделом братьям нашим, коли не уберегли город свой от ереси, так и разделят участь еретиков. В славном городе Ланне чума была, а еретиков не нашлось, оттого и не бродили мертвецы богомерзкие по улицам Ланна. Оттого и благолепие на улицах Ланна, и колокольный звон по утрам, а у вас мерзость и прах на улицах.
Еретику и ответить было нечего, он стал молиться еще истовее.
Кавалер отошел от них, заглянул внутрь ратуши, трупов там уже не было.
— Все вроде? — произнес он.
— Все, господин рыцарь, — отвечал ему Пруфф, — сорок два мертвеца.
Волков глянул на костер, солдаты закинуть наверх трупы уже не могли, сажали и укладывали вокруг.
— Мало дров, найдите еще, — приказал кавалер капитану и крикнул каменотесу: — Все, не бойся, еретик, ратуша очищена, показывай, где ход.
Еретик, зажимая нос и стараясь не дышать часто, указал в темном углу у восточной стены на четыре ступени, что шли вниз и упирались в стену. Вокруг был старый кирпич, а эта стена состояла из крепкого камня.
— На совесть делали, — заметил Волков, трогая камни и морщась от вони.
— Бургомистр велел делать хорошо, чтобы было тяжко ломать контрабандистам, — нехотя ответил каменотес. — За этой стеной еще перемычка посередке хода, да еще одна стенка у самой реки. Но вам их ломать нет нужды, как эту сломаем, так все, дальше у перемычки свод поломать — и вы в городе.