— Арбалеты и аркебузы, стройся под мою правую руку! — Затем встал в пяти шагах от ворот, вытянул руку с мечом, указывая линию, по которой должны выстроиться подчиненные. — Пруфф, заряди еще одну пушку!
Солдаты быстро выстроились перед противником, чем удивили Волкова. Роха стал с краю строя, на место сержанта. У него в руках была аркебуза.
Пока еретики растаскивали раненых, появился офицер и стал строить их заново, отведя на десять шагов назад. Их арбалетчики кинули даже пару болтов, оба летели в Волкова, но один лишь чиркнул по кирасе, второй — враг целился в лицо — вовсе не попал. И когда кавалер был уже готов дать команду стрелять, вперед без команды вылезли Хилли-Вилли. Немало не заботясь о вражеских стрелках, они встали у всех на виду на пороге арсенала и прежде, чем кавалер успел крикнуть, чтобы мальчишки убирались в укрытие, поставили рогатину, положили на нее мушкет и выстрелили. Все было проделано быстро и нагло. Выстрелив, парни кинулись за спины товарищей.
Волков видел, как в отличной кирасе офицера, прямо под бугивером, появилась круглая черная дыра. Вражеский офицер удивленно опустил голову, пытаясь ее рассмотреть, даже потрогал перчаткой, а потом колени его подкосились, и он упал на бок, шлем слетел с его головы и со звоном запрыгал по камням мостовой. Офицер был мертв.
— Пали, ребята! — заорал Волков.
Все, кто был с ним, дружно выстрелили. И болты, и пули аркебуз большого урона еретикам не нанесли, достали лишь двоих. Волков убедился, что его люди отвратительные стрелки. Но и еретики не знали, что делать. Тоже пытались стрелять, но тоже без особого успеха. Хилли-Вилли после выстрела забежали за строй, перезаряжались. И тут кавалер услыхал какой-то гул за спиной, обернулся и увидел Пруффа и еще четырех солдат, которые катили по каменным плитам арсенала огромную полукартауну. Пруфф сам толкал пушку, пыхтел, его лицо багровело, и при этом он орал что было сил:
— Кавалер, в сторону, разойдитесь все, сейчас я им врежу! Все в сторону!
Кто-то схватил Волкова за руку, потянул в сторону, его люди тоже разбегались, никому не хотелось попасть под картечь. Кавалер снова прищурился, ожидая выстрела, и выстрел грянул, не так звонко, как в первые разы, но все равно громко. Картечь со страшным жужжанием понеслась по улице, но достала только одного врага. Еретики не стали ждать, пока выстрелит пушка, начали разбегаться еще раньше, чем Волкова оттащили с траектории выстрела. Теперь враги бежали, кто мог по улице на север, кто не мог — ковыляли, только четверо стояли и ждали, то ли были удивительные храбрецы, то ли разини.
— Вперед! — заорал кавалер что было сил. — В железо их, ребята! В железо!
Четверо еретиков, что не убежали, тут же были утыканы болтами и переколоты, порублены алебардами. А среди тех, кто кинулся на них первым, Волков с удивлением заметил отца Семиона.
Волков и сам не терял времени, торопил своих людей, продолжая орать:
— Гоните их, никакой пощады, и не давайте им построиться, не дайте сесть на лошадей! Лошади мои! Наши!
Но уже через двадцать шагов нога у Волкова разболелась, так что пришлось остановиться, даже Роха на деревяшке его обогнал. И все же, несмотря на то, что боль была невыносима, кавалер чувствовал себя счастливым. Это была полная победа. Он морщился, дышал носом, чуть зубами не скрипел, но не переставал думать о том, что это его первая настоящая победа в спланированном им сражении. Постепенно боль в ноге немного улеглась, и Волков кое-как добрался до костра, где кашевар еретиков варил гороховую кашу. Кавалер сел на тюк с горохом, рядом с дымящимся котлом, снял шлем, стянул подшлемник и перчатки и вытянул ногу так, чтобы не болела. Он отдыхал, глядел по сторонам и увидел у сапога своего ложку. Длинную деревянную ложку, что валялась на мостовой. Волков нагнулся за ней так, чтобы лишний раз не сгибать больную ногу, поднял, осмотрел и залез ею в горячую кашу, помешал, зачерпнул немного, поднес к губам, подул как следует и стал понемногу есть. Вокруг деловито сновали его люди, кто-то обшаривал дома, кто-то сгонял раненых и пленных, кто-то считал лошадей и подводы. Другие обыскивали убитых и снимали с них доспехи, а он ел гороховую кашу, соленую, на отличном сале, очень, очень вкусную и горячую. Кавалер уже тысячу лет не пробовал такой отличной каши.