За кашей Волков и не заметил подошедшего Фрица Ламме, который наклонился и тихо произнес:
— Экселенц, там наш проныра нашел кое-что, может, глянете?
— Какой проныра, — Волков оторвался от каши, он не понимал ничего, — что нашел?
— Ёган наш пошел в арсенал глянуть, не сбежал ли еретик, а тот сидит за пушкой на сундуке. Трясется и рыдает. Да и бог с ним, но Ёган под ним сундук-то и приметил, хотел открыть, а там замок, хотел его топором, а замок дубовый и оббит железом. Так сразу и не взять. Велел мне за вами сходить.
— Железом оббит и с замком? — спросил кавалер. — А большой?
— Не так чтобы большой, локоть в ширину да два в длину.
Дубовый сундук, оббитый железом и на замке, — Волков знал такие сундуки. В таких сундуках обычно хранилась ротная казна, а ключи от них были лишь у избранного всеми солдатами корпорала и ротмистра.
— Пойдем глянем. — Он встал, взял шлем и бросил в котел деревянную ложку.
Каша, конечно, была прекрасна, но сундук на замке, что хранился в арсенале, стоил любой каши.
В углу арсенала, за потниками, что висели на перекладине, за корзиной со старыми стременами стоял сундук. Он не был большим, но даже на вид казался крепким. Ёган ковырял ножом замок при свете лампы, но скорее для порядка, чем в надежде открыть. Кавалер только глянул и понял: это ротная казна.
— Господин, — сдавленно произнес слуга, увидев кавалера, — его от пола не отнять. Тяжеленный. Может, золото?
— Ты топор ищи или молот, — велел Волков, честно говоря, он и сам волновался.
Да, там могло лежать золото, еретики мародерствовали в городе не один день, и если у вшивого доктора были целые пригоршни золота, то и у мародеров оно должно водиться.
Ничего искать не пришлось, Сыч протянул Ёгану мощный, тяжелый клевец на железной рукояти. Тот взялся крепко, по-мужичьи. Собрался бить.
— Ты не острием бей, дурень, — посоветовал Сыч. — Молотком проламывай.
— Да не учи ты, я приноравливался только. Лезет тоже под руку, — огрызался слуга, но клевец взял по-другому.
Не с первого раза и не со второго, но крепкому крестьянскому мужику удалось проломить крышку сундука и выбить обломки доски. В образовавшуюся дыру сразу засунул руку Сыч. Видимо, за всю свою жизнь Фриц Ламме ничего подобного не испытывал. Только лишь глянув на его лицо, кавалер понял, что не ошибся. Лицо Сыча вытянулось и застыло с выражением счастливого удивления. Наконец он вытащил руку, разжал кулак, и все увидели то, что хотели. Правда, в сундуке лежало не золото, но это все же были деньги.
В широкой ладони Сыча поблескивали талеры разных курфюрстов, крейцеры, древние, почти стершиеся шиллинги далеких восточных орденов и новенький пенни с островов, и старинный обгрызенный динарий, и мятый грош. Пусть все не золото, пусть серебро, но Волков был согласен и на серебро, лишь бы…
— Сундук нам не нужен, — сказал он, — я видел у двери попоны, пересыпьте все в одну из них. И никому об этом, слышали?
Ёган и Сыч закивали головами.
Тут в светлом проеме ворот появился солдат и крикнул:
— Кавалер тут?
— Чего тебе? — откликнулся Волков.
— Господин капитан и сержант Роха вас просят.
— Чего?
— Там мертвяка важного какого-то сыскали, думают, что с ним делать, без вас не решаются. Хотят знать, можно ли с него доспех ободрать.
— Иду, — сказал кавалер и, повернувшись к своим людям, повторил, — и чтоб никому!
— Не извольте беспокоиться, экселенц, — заверил Сыч, — все тихо сделаем.
Ёган еще не пришел в себя от находки, он только кивал, соглашаясь с Сычом.
⠀⠀
Волков сразу узнал мертвеца, хотя забрало у того было опущено.
Труп лежал на столе в большой зале большого дома. Кавалеру не требовалось открывать забрало, он узнал покойника по роскошным доспехам, по узорам из черненого серебра на панцире, по великолепным наплечникам, по шикарным перчаткам. Это был Якоб фон Бренц фон Ливенбах, и шлем его был разбит мушкетной пулей.