Вот, наконец, встречавшие колонну многокожие сделали все нужные жесты подчинения уолле-вождю (Уаиллар, уже многое успевший понять про круглоухих, ничего другого и не ждал). И колонна втянулась в огромный, практически бесконечный аиллоу многокожих.
В нём были ааи, которые показались воину чудовищно колоссальными: в некоторых было аж целых три этажа, и они давили, как горы, хоть и были много ниже. Уаиллар, как воин и военный вождь, приучен был не показывать свои чувства — но сдерживал их с трудом. Да, в первом аиллоу многокожих были здания выше — что-то вроде большого ааи, туда многокожие сходились каждый день и что-то там вместе делали[37], — но в здешних-то многокожие просто жили.
Пока воин вертел головой, стараясь не показывать свое изумление, к телеге с его женщинами, рядом с которой он шёл, прибежал один из уолле, сопровождавших Старого. Он что-то объяснил вознице, и тот повернул в одно из ущелий, разделявших ааи многокожих (Уаиллар не воспринимал их как улицы в своем аиллоу — слишком уж они отличались: не тропки между разбросанными в произвольном порядке жилищами аиллуэ, а ровные прямые расщелины между громадными каменными зданиями).
С помощью уолле и возницы Уаиллара и его женщин разместили в одной из таких громад, в помещении, где было вдвое больше места, чем там, где началась их жизнь среди многокожих. Впрочем, остальное было таким же: лежанки, заплетённые мёртвой кожей и перевитыми мёртвыми же волокнами растений; внутренний двор с источником воды; пара чахлых кустов во дворе; обилие пищи, не всегда привычной, и соседство большого количества крикливых и вонючих круглоухих.
Уаиллар, кстати, недоумевал: почему круглоухие не заботятся о своих зубах? Почему у каждого второго, судя по запаху, гниёт самое меньшее один зуб? Ведь так просто очищать промежутки между зубами после каждого приёма пищи (а если бы они не ели плоть мёртвых животных, то и это было бы не обязательно). И можно же хоть раз в несколько дней поговорить с мелкими животными, которые живут на зубах и питаются ими, чтобы те ушли и перестали пакостить?
Разместившись и поев из своих припасов, аиллуэ быстро заснули: дорога была нелёгкой, усталость тяжёлой, а ночлег, в кои-то веки, совершенно безопасным.
Наутро Уаиллар, дрожащий от нетерпения, едва успев принять пищу со своими женщинами (хорошо, что они успели вечером набрать её вдосталь), кинулся исследовать ту большую воду, которую видел с перевала.
Он пошёл к ней один, оставив женщин там, где они разместились. Нацепил на себя и холодное оружие, и все громотрубы, собранные в ааи из каменных брёвен — для уверенности, потому что понимал, что в здешнем аиллоу его никто не знает, и могут быть неприятности.
Глядя, как изумлённо оборачиваются ему вслед все круглоухие — и многокожие, и те, что носят только одну кожу поверх своей, — он радовался своей предусмотрительности. Казалось, все останавливаются и крутят головами, стараясь его разглядеть. Дети бежали за ним вслед, показывая пальцами, да и некоторые взрослые присоединялись к ним.
Если бы не присущее аиллуэ чувство направления, если бы не нюх, доносящий влажные запахи — он, вероятно, потерялся бы в аиллоу многокожих и не нашёл бы пути к большой воде. Но он — воин, он — аиллуо, он — обладает чувствами, которых нет у круглоухих. И поэтому он быстро нашёл кратчайший путь.
Этот путь привёл его к странному месту, где часть большой воды была отгорожена каменными стенами, между которыми зиял неширокий проход, ведущий дальше, вовне. Место у воды там было выровнено, вымощено камнем, который кончался вертикальным срезом: как будто берег обрывался отвесно, только не скалою, а обтёсанными блоками из твёрдого гранита.
Вода пахла не так, как в родном озере, но запахи тут вообще были сильными и, честно говоря, отвратительными. Аромат свободной воды был почти не слышен за вонью гнилой рыбьей плоти, пережжённой смолы хвойных деревьев, пота и прочего, чем пахли круглоухие.
У берегов стояли — Уаиллар не знал, как их назвать — ааи? Да, наверное ааи. Плавучие ааи. Большие, сделанные из дерева, причём воин аиллуо не ведал, что это за породы. Странные, округлые, тёмные от смолы. И они плавали, держась непонятным образом на воде.
От некоторых пахло тем серым порошком, которым заряжались громотрубы. От других — ну, разным. Чаще всего неприятным.
Вода внутри стен, обрамляющих её, не была чистой и не вызывала доверия. Ни пить её, ни плавать в ней аиллуэ не стоило. Не полезно для здоровья.