"При попадании 10-ти или 12-дюймового снаряда в мачту или трубу, снаряд мог свалить их. Можно вообразить себе, какова будет тяга у группы котлов при сбитой дымовой трубе, с перекрученными перегородками"…
"У хорошо бронированных кораблей разрушения по корпусу, причиняемые фугасными снарядами, бывали не столь существенны; a причиняемые ими пожары на наших броненосцах были не только грандиозны сами по себе, но и тяжело действовали на моральную сторону команды. — "Ну, Ваше Благородие, что у нас наверху!.. Ничего не осталось!.." говорит бывало кто-нибудь из команды, мельком увидав такое пожарище, когда жизненные части корабля были еще не тронуты нисколько"…
Наши офицеры, которые участвовали как в морском сражении 28 июля 1904 г. под П.-Артуром, так и в бою 14 мая 1905 г. под Цусимой, и которые счастливо остались в живых, уверяют, что, будто бы этих новых разрывных снарядов, действующих наподобие мин, в 1904 г. у Японцев еще не было. Снабдить такими новыми снарядами перед боем 14 мая они могли, по-видимому, пока только орудия крупных калибров в тех главных двух броненосных отрядах (12 судов), которые должны были нападать на наши броненосцы. Японские же отряды мелких крейсеров, вероятно, еще не все имели при себе такие снаряды, как убеждает в этом, напр., успешная борьба нашего крейсера "Дмитрий Донской" 15 мая 1905 г. с отрядом из шести легких японских крейсеров, которые, сами получив от "Донского" пожары, обратились в бегство, не причинив ему большого вреда.
Ядовитые, удушливые газы, развивающиеся при действии разрывных японских снарядов, производят страшные опустошения среди людей и делают помещение, куда они попали, зловредным на весьма продолжительное время, не поддаваясь проветриванию. Засвидетельствован такой факт, напр., что у нашего уцелевшего крейсера "Олег", около рубки которого в бою 14 мая разорвался снаряд, через сутки после боя все еще стоял весьма острый, удушливый запах, хотя окон в стеклах не было и дверь была открыта все время; а в ночь после боя зажженная свеча через полчаса погасла в этой открытой рубке, вследствие недостатка там кислорода в воздухе[177].
Вот как описывает свое впечатление один из уцелевших участников боя, бывший матрос А. Затертый, в его брошюре "Безумцы и бесплодные жертвы" (стр. 43):
"Снаряд разрывается на мельчайшие части, обдавая всех пламенем, пронзая осколками. Люди, словно подкошенная трава, падают друг на друга. Их окутывает облачко газов; сквозь него ничего нельзя видеть. Некоторое время все свалившиеся лежат неподвижно. В ушах слышится шум. Рассудок совершенно теряется; голова как бы деревенеет; все мысли замирают. Но это продолжается недолго. Мало-помалу один за другим люди приходят в себя; опомнившись, начинают вскакивать. Прежде всего каждый хватается за голову, как-будто стараясь скорее узнать, цела ли она; затем идет осмотр и ощупывание других частей своего тела. И что же? Оказывается, у всех что-нибудь да искалечено. Вон стоит Ш., раненый в лоб. Рядом с ним Н.; у него одна щека обагрена кровью. У телеграфа находился К, у него безобразно раздуло скулу. Дальномерщику В. осколком попало в голову и повредило череп; он потерял сознание и только крутил головой; далее Ш. оказался раненым в живот и плечо. Командир и его вестовщик смертельно ранены, оба силятся встать и не могут… Командиру попал в спину большой осколок и впился в нее так глубоко, что достать его без операции было немыслимо; а вестовщику его расшибло голову. Вокруг амбразуры у боевой рубки был поставлен железный карниз; он должен был служить для защиты людей от осколков; но его завернуло внутрь самой рубки, ударило им гальванера К. в шею и пробило ее до позвоночника, который обнажился"…
Японские снаряды, попадая в воду, подымали громадный столб ее и тем самым указывали стреляющим место падения снаряда; a когда оно было близко к кораблю, люди обдавались массой брызг, ранились осколками; иногда снарядом рвались и борта корабля под водою, если они были не бронированы. Наши же снаряды, попадая в воду, не производили такого эффекта, который ясно можно было бы усмотреть за несколько верст, особенно в дымке тумана; поэтому мы часто стреляли как бы с завязанными глазами, не видя, куда снаряды ложатся, и не имея никаких данных, чтобы корректировать наводку пушек. Мы не имели за собой преимуществ в скорости хода кораблей и не всегда могли приблизиться к неприятелю на такую дистанцию, чтобы сделать его досягаемым для наших орудий; дистанцию для боя всегда устанавливал наш противник, исправно нас громивший; а большинство наших снарядов летело в воду, до японских кораблей даже иногда не долетая и не давая нам никаких указаний для последующего прицела.