В таких случаях можно сказать: «Добрый день, я — такой-то и такой-то, прошу такую-то и такую-то свою книгу». А можно сказать следующее: «Прошу такую-то и такую-то книгу такого-то и такого-то автора…» По всей вероятности, форма, которую избирает писатель, проливает свет на его собственный характер; я же — какой бы свет это ни проливало на меня — избрал второй вариант. Ситуация и без того щекотливая, но так хоть по крайней мере у меня на лбу не написано, что в щекотливой ситуации нахожусь именно я.
Продавщица — женщина лет сорока с жирноватой кожей лица и взлохмаченными черными волосами. Сразу же, с первого жеста, она подчеркивает, что любит книги: сняв с полки требуемую книгу, рукавом халата вытирает обложку.
— Прекрасная книга, — говорит она и протягивает мне томик.
— Правда? — спрашиваю я. — Вы читали?
— Читала, — отвечает она.
— И книга действительно настолько хороша? — спрашиваю я, поскольку такое утверждение приятнее услышать дважды, нежели один раз.
— Хорошая! — решительно заявляет продавщица.
Я верчу книгу в руках, задумчиво перелистываю.
— Тогда дайте мне еще пять штук, — говорю я.
— Пять штук? — переспрашивает она и смотрит на меня.
— Пять, — повторяю я, несколько смущенный.
— Словом, всего шесть штук? — обеспокоенно уточняет она.
— Если найдется, — говорю я.
— Найдется, — бормочет она и завороженно смотрит на меня из-под очков.
Продавщица медленно протягивает руку назад, к полке, где еще два таких же томика подпирают плечом соседние, не мои книги. Обтирает обложку рукавом халата, кладет книги передо мной. И выжидательно смотрит: должно быть, надеется, что я удовольствуюсь тремя экземплярами.
Я же, однако, никак не могу удовольствоваться таким количеством, поскольку мне требуется шесть. Поочередно беря книги, я читаю титульный лист и, убедившись, что на каждом из них текст одинаковый слово в слово, складываю их стопкой. И жду.
— Значит, вы желаете еще три экземпляра?
— Да, пожалуйста.
— Для какой-нибудь школы? — пытается она прощупать мои намерения.
— Нет, — говорю я. — Просто так, для себя.
— Понятно, — говорит она нервно и неуверенно.
Поведение женщины меняется прямо на глазах. Она придвигает стремянку, взбирается на самый верх и спускается обратно с охапкой книг. Ни у одной из них она не вытирает обложку. Выписывая чек, несколько раз бросает на меня из-под очков испытующий взгляд. Даже нос мой ей не нравится. Очевидно, по ее мнению, я замыслил нечто дурное, но вот что у меня на уме, она не знает: ведь книга — особый вид собственности, и обладать ею можно в единственном числе. Она не пригодна ни к какому накопительству, спекулировать ею нельзя. Одна книга — все равно что сто. Ее можно прочесть бесчисленное количество раз и дать прочесть другим; с книгой много чего можно делать, вот только два или несколько экземпляров ее приобретать нельзя. Какую же хитрость я замышляю?
— Должно быть, вы — библиотечный работник? — спрашивает продавщица с надеждой.
— Нет, что вы! — говорю я и краснею.