ГЛАВА 3
ЖЕНЩИНА НА КОРАБЛЕ
Краткое замечание об услугах, оказанных астрономии прелестным полом, который должно привлекать к подобным занятиям, а не удалять от них презренными насмешками.
Всем известны ученые труды маркиза Дюшатле и госпожи Лаланд; сестра знаменитого Гершеля была верной его сотрудницею; госпожа Даламбер помогала своему мужу в его обширных вычислениях: ей одолжены астрономы многими таблицами.
Таким образом, от счастливого сотоварищества усугубляются успехи в изысканиях.
В 1877 году Асаф Холл получил возможность вести свои наблюдения при помощи большого рефрактора Вашингтонской обсерватории, объектив которого в диаметре имел 66 сантиметров. Он тотчас же возымел мысль воспользоваться благоприятной позицией Марса для систематических поисков спутника этой планеты. После пересмотра литературы по этому предмету шансы на успех показались ему настолько ничтожными, что он, по его собственным словам, отказался бы от своего первоначального намерения, если бы его жена не побудила его выполнить то, что было задумано.
11 августа им был открыт маленький спутник Марса Деймос, а 17 августа и Фобос.
Двадцать пятый день полета
К вечеру налетели тучи. Ночью прошумел дождь, а сейчас за «окном» ясное майское утро.
На яблонях листьев не видно — одни цветы. Антоновка зацвела! Буйствует и белая сирень. На каждом лепестке бесчисленное множество чистой воды алмазов. Обласканный солнцем, сад слепит глаза…
В своей каюте у «окна» сидит Марина. Сидит она, обиженно надувшись, покусывая губы.
Чего уж там, это можно назвать только так: Виктор Сергеевич ее больно обидел. «Мало ли кому чего хочется. Придет время — выйдешь», — отрезал он. «Но ведь это нужно для дела. Скафандр опробовать. И потом — все уже выходили из корабля». — «Я не выходил». — «Но вы же — командир». — «А ты врач!»
С детства Марина была больше мальчишкой, чем любой окрестный сорвиголова. Было это и в Москве, было это и в подмосковной деревушке Сивково на Клязьме, куда ее семья перебиралась на лето. Но вот что удивительно: как только она уходила в свою комнату, прирожденный лидер куда-то исчезал, даже синяки и ссадины от лазания по деревьям бледнели; Марина становилась молчаливой, застенчивой и сентиментальной девочкой.
Она любила подолгу сидеть у окна, смотреть на узловатые стволы старых яблонь, на кусты сирени, на речку Клязьму, на переменчивое небо подмосковного лета. Она и книги выбирала такие, что отродясь не были в почете у мальчишек. Ну ладно бы только стихи. Но толстенные, скучные медицинские книги по психиатрии…
Мать изумлялась, пожимала плечами, а отец только посмеивался и потирал от удовольствия руки.
В психофизиологический кружок Клуба юных космонавтов никто из ее знакомых мальчишек не пошел: «Мы летать хотим, а не киснуть над пробирками». А Марина пошла.
С Виктором Сергеевичем Паниным она познакомилась, когда училась в медицинском институте. На Земле проигрывался тридцатисуточный полет космического корабля в аварийных условиях. Возглавлял экипаж испытателей Виктор Сергеевич. Тогда он еще не был седым…
Молодой профессор психофизиологии Семен Тарханов стремительно шел по обширному залу, заставленному пультами и диковинными приборами, у которых работали молчаливые, сосредоточенные люди. Тарханов размахивал какими-то листками, весело поглядывал на Марину. Та еле поспевала за ним, таращась с непривычки на гудящие, щелкающие, что-то вычерчивающие самописцами приборы.
В затемненном конце зала — домик без окон. Как плющом, домик оплетен проводами, на стенах и плоской крыше странные, непонятного назначения механизмы.
— Это и есть барокамера, — улыбаясь, сказал Тарханов.
Около домика, за столом с двумя телевизорами, сидел дежурный. Он пристально вглядывался в ярко освещенный экран и быстро записывал что-то в тетрадь. На экране — знакомая по передачам Центрального телевидения обстановка рабочего отсека небольшого космического корабля. Два испытателя в форменных комбинезонах монтируют какой-то электронный блок. Все свободное пространство отсека оклеено веселыми шаржами и стенгазетами — «полет» продолжается двадцатые сутки.
Из-за шума работающих аппаратов и механизмов, гула и щелканья приборов Марина не расслышала, о чем спросил Тарханов у дежурного.
— Через пять минут у него подъем, — ответил тот, указывая на второй, затемненный экран.
Марина наклонилась к экрану и замерла…
Семен Тарханов притронулся к ее плечу.
— Что это вы так удивляетесь, матушка, — заговорил он профессорским тоном. — В барокамере всего-навсего невесомость.
В полутемной каюте на жестком диванчике безмятежно спал Виктор Сергеевич Панин. Подушки под головой у него не было. Левая рука, раскачиваясь, свободно плавала в воздухе, словно подвешенная к потолку невидимой нитью.
В каюту из рабочего отсека вошел один из испытателей и тронул командира за руку. Виктор Сергеевич тотчас открыл глаза, легко встал на пол и… неведомой силой его понесло в сторону от диванчика. Он быстро наклонился и нажал кнопки на магнитных ботинках.
— Виктор Сергеевич, — спустя минуту говорил по радио Тарханов, — из издательства «Знание» прислали договор на вашу книжку. Передаю через шлюзовую камеру. Подпишите все четыре экземпляра.
Марина видела, как оживились испытатели — новости приходят на орбиту нечасто. Виктор Сергеевич сел за стол и, улыбаясь, расписался на полученных листах бумаги.
Дипломная работа Марины была интересной и серьезной. Может быть, благодаря этому исследованию и летит она сейчас к Марсу. Подобрала Марина десять моряков, склонных к морской болезни. Провела эксперимент — «шторм». Корабль полным ходом пересекает эпицентр тайфуна. На судне беспрерывно что-то происходит: срываются шлюпки, течет масло, перегреваются двигатели, завывают сирены сигнала тревоги. Пятеро испытуемых деятельно участвуют в ликвидации аварии: сбивают пламя, заделывают пробоины, ремонтируют двигатели. О морской болезни они вспомнили, только когда корабль пришвартовался в конечном пункте маршрута. А контрольная группа моряков, плывших на корабле пассажирами, лежала пластом по каютам. Их укачало больше, чем когда бы то ни было.
На обратном пути группы поменялись ролями. Только что страдавших морской болезнью было не узнать! Новых «пассажиров» укачало поголовно.
…Марина взглянула на часы в стене каюты: через пятнадцать минут нужно передавать на Землю очередную медицинскую сводку о состоянии здоровья экипажа, а она все киснет! Ничего себе врач-космонавт!
Конечно же, прав командир — космос не шутка. Программа полета составлялась с учетом всех обстоятельств. До выхода в открытый космос оставалось еще два месяца! Но почему-то сегодня неожиданно пришло в голову: лечу как пассажир. Наверное, командир подумал: бабья прихоть. Но еще раз проверить собственный скафандр — это не новое платье примерить!..
Стук в дверь. Вошел Виктор Сергеевич. Посмотрел в «окно», покашлял, сказал негромко:
— Хорошо-то как.
— Это утро 20 мая прошлого года.
— Я кое-что изменил в расписании, — не глядя на Марину, улыбнулся командир, — надевай скафандр. Пойдешь в носовой отсек. Заодно проверишь термостаты и контейнеры.
— Спасибо, Виктор Сергеевич. Носовой отсек сообщается с открытым космосом. Я рада, что вы меня правильно поняли… — Она замолчала, но тут же, преодолев смущение, звонко спросила: — Хотите, я вам чудесное стихотворение прочту. Про утро.