Потому-то людей разных рас и перемешивали. Нас с Мо — может, из-за того, что мы вместе записывались, — определили в один куджи, а с нами — еще одного чернокожего, по имени Кевин. Всего нас, чернокожих, было трое — а значит, когда мы вошли в свою хижину, нас встретило семь пар недружелюбных белых глаз.
Мы — я, Мо и Кевин — просто посмотрели на них, радуясь уже тому, что этим все и ограничилось, выбрали три кровати и бросили на них свои пожитки. Этого оказалось достаточно, чтобы мы поняли, что допустили оплошность.
— Что это вы делаете, черномазые? — скорее огласил, чем спросил один белый малый. В его непринужденном тоне слышалась угроза. Еще совсем недавно меня «обласкали» на станции, а теперь я понял, что в белых, которые ненавидят черных, здесь недостатка не будет.
Этот белый, ненавидевший черных, был высоким, худым и таким бледным, что синевато-зеленые вены у него на руках — вздутые, перегонявшие горячую кровь, — смотрелись как линии на карте Джима Кроу[11]. Все дороги вели к беде.
Белый парень снова поинтересовался:
— Что это вы делаете, черномазые?
Малыш Мо и Кевин ничего на это не сказали, не испытывая никакого желания отзываться на «черномазых». Что же до меня, то я не испытывал никакого желания быть побитым за то, что не отвечаю на вопрос, который был явно адресован нам.
И я сказал:
— Койки выбираем.
Длинному, высокому парню мой ответ показался забавным. Он засмеялся.
Другие белые тоже засмеялись.
— Вот уж нет! Это не ваш отсек. Вам, черномазым, туда нельзя. Так что забирайте-ка свое черное дерьмо, выметайтесь из белого отсека и валите в черную часть лачуги.
Ага. Вот оно что. Только никто не удосужился сказать нам, где именно находится эта небелая часть куджи. Мы, все трое, подобрали свои вещички и наугад двинулись туда, где стояли другие пустые койки. И снова промахнулись.
— С чего вы взяли, что отсек для черномазых — там?
И снова белые парни хором загоготали.
Мы снова двинулись. Вначале — я, потом — Кевин. Мо — последним, нарочно еле шевелясь.
— Не-а, это тоже отсек не для черномазых.
Снова смех.
Я уже начал понимать: эти парни считали, что для нас здесь места нет. Ни в этом куджи, ни где-либо еще.
Оказалось, я был не совсем прав.
— Знаете, куда вам нужно, черномазые? Во-он туда. — Белый парень показывал на дальний конец куджи. — А теперь, черные задницы, давайте-ка сдвигайте все свои койки туда. — Он снова засмеялся.
Остальные белые тоже засмеялись.
Вряд ли они приехали сюда вместе или встречались друг с другом раньше. Непохоже. Мне показалось, что это просто семеро белых незнакомцев, которых наскоро сдружила подвернувшаяся общая забава — поглумиться над чернокожими.
Мы — я, Мо и Кевин — стояли опустив головы, но не двигались. Во всяком случае, не двигались в сторону того угла, на который нам было указано, — если не считать моих нервных подергиваний.
— Вы слышали, что я вам сказал? — Белый парень больше не хихикал, не смеялся. Шайка его новых корешей тоже молчала. Они разминали пальцы, сжимали кулаки, любовались их внушительностью… Этим людям уже приелось слушать насмешки — им самим не терпелось позабавиться.
— Ну? Такие тупые, что койки двигать не умеете? Ладно, я вам сейчас покажу, как это делается. — Высокий белый парень схватил ближайшую ко мне койку и швырнул ее в угол лачуги — швырнул с такой силой, что она грохнулась на бок, матрас с бельем слетел на пол. Белый парень даже запыхался от такой физической нагрузки. — Вот так, черные тупицы, койки надо передвигать.
11
Аллюзия к политической доктрине, обосновывавшей сегрегацию негритянского населения США.