— Честно говоря, не пойму, к чему ты клонишь. Митос нам рассказал…
МакЛауд лишь немного сдвинул брови при упоминании этого имени, но Кедвин, внимательно наблюдавшая за ним, заметила.
— Вот в чем дело! В Митосе. В том, что вся информация исходит от него. Ты не доверяешь лично ему.
— Отчасти.
— Отчасти… Дункан, вот это мне и не нравится.
— Что именно?
— Твои намеки насчет Митоса. Откуда это недоверие?
— А ты уже успела с ним познакомиться?
— Да, если угодно. И пока не заметила ничего подозрительного. Что такого ты о нем знаешь?
— Почему он скрывает от тебя свою настоящую идентичность, ты не задумывалась?
— Он не скрывает. Мы встречались недавно, разговаривали.
— Он тебе рассказал, кто он?
— Нет, я ведь уже знала.
— И сказала ему?
— Да, а что?
— Напрасно.
— Почему? Он подтвердил, что это имя действительно принадлежит ему, и сказал, что для того и шел на встречу со мной, чтобы рассказать… Чему ты улыбаешься?
— Ничему. Тебе не стоило сразу раскрывать карты. Теперь ты никогда не узнаешь, действительно он собирался тебе открыться или придумал это на ходу.
— Пусть не узнаю, — сказала Кедвин. — Но устраивать такие испытания бесчестно.
— А если он не собирался ничего тебе рассказывать?
— Ну и что? Это его дело. Признаться, мне очень странно слышать такое от тебя. Я ведь в основном из-за этого и пришла… Может быть, расскажешь, что за компромат на него прячешь в рукаве?
— Я уже сказал, Кедвин. Он лжец и лицемер. Я не удивлюсь, если окажется, что наши подозрения на его счет были вполне основательными.
— Подожди, МакЛауд! Для таких обвинений основания нужны серьезные. Ты же хочешь, чтобы я тебе верила, но при этом не желаешь объяснить, на чем основаны твои подозрения.
— Кедвин, ну что я еще могу тебе сказать? Я знаю — знаю! — что он способен и на обман, и на предательство, и что ему плевать на то, скольким людям будет грозить опасность из-за его игр. Он очень хорошо умеет притворяться пай-мальчиком, когда это ему выгодно. Но это только маска, Кедвин, только личина!
Кедвин кивнула, встала с места и, отвернувшись, посмотрела на реку:
— Итак, лжец, лицемер, бессовестный манипулятор. Куча злобных эпитетов и ни одного внятного объяснения их происхождения. Я ожидала от тебя большего, Дункан.
— Разве не достаточно… — начал было МакЛауд, тоже вставая на ноги.
— Нет, не достаточно! — перебила Кедвин, поворачиваясь к нему лицом. — Не достаточно, когда речь идет о человеке, спасшем нам жизнь. И еще раз повторю — это совершенно на тебя не похоже. Ты бросаешь такие обвинения совершенно бездоказательно!
Она ощутила Зов и умолкла, затем оглянулась.
МакЛауд тоже обернулся.
По сходням на баржу поднималась Кассандра.
— Я ничему не помешала? — спросила она с показным равнодушием.
— Нет. Мы просто разговаривали.
Кедвин удивленно глянула на МакЛауда. Не послышалось ли ей? Или в его голосе зазвучали оправдывающиеся нотки?
— Я хотела поговорить о том, что случилось в том подвале, — произнесла она натянуто.
— А о чем говорить? — небрежно пожала плечами Кассандра. — Ничего особенного не случилось.
— Это твое мнение. В конце концов, если все, что мы знаем об этом генераторе…
— Генераторе? Вы верите в этот бред?
— Что? — Кедвин сдвинула брови. — Какой же это бред?
— А кто его видел, этот ваш генератор? — коротко усмехнулась Кассандра. — Откуда ты знаешь, что это не выдумка для прикрытия?
— Прикрытия чего? — в упор спросила Кедвин.
— Ну, не зна-аю… — тон Кассандры стал подчеркнуто небрежным. — Например, какой-нибудь другой интриги, в исполнении твоего приятеля. Тебе виднее — с близкого-то расстояния.
— Да, — протянула Кедвин. — Теперь я вижу.
— Кедвин, не стоит, — вмешался МакЛауд, уловив нарастающую напряженность. — Согласись, этой мифической машины, как и ее изобретателя, никто не видел. Кассандра в чем-то права.
— Например, в том, что пытается свести мой интерес в этом деле к постельной интрижке? Спасибо за поддержку, МакЛауд. Я уже узнала, что хотела. Мне пора.
Она направилась к сходням, на прощание смерив Кассандру грозным взглядом.
Та пожала плечами и пошла к лестнице в каюту. МакЛауд, поколебавшись, торопливо спрыгнул на набережную и догнал Кедвин.
— Кедвин, подожди! Нам бы поговорить в другой раз.
Она молча посмотрела на него, потом спросила шепотом:
— Что с тобой, Дункан? Я тебя не узнаю. Что случилось?
— Ничего, — ответил он, попытавшись улыбнуться. — Все мы меняемся. Я был другим и сто, и двести лет назад. Это тебя не беспокоило.
— Не беспокоило. Но прежде ты никогда не был трусом.
Он замер.
Кедвин повернулась и пошла к лестнице. Поднявшись наверх, она посмотрела через перила. Он стоял на том же месте, глядя в сторону реки и подставив лицо налетевшему ветру.
Она коротко вздохнула и пошла к машине. Ответы на свои вопросы она получила — вот только что теперь с ними делать?
========== Глава 27. Каникулы за городом. День первый ==========
…Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis… Агнец Божий, грехи мира принявший, отпусти прегрешения наши…
Заупокойная месса шла своим чередом. Дункан МакЛауд сидел в крайнем ряду, недалеко от входа в церковь. Он пришел последним, постаравшись не привлечь ничьего внимания, и сейчас, прислушиваясь к чистому голосу Лиама Райли, произносящему слова литургии, отстраненно думал о глупом положении, в котором очутился. Разве кого-то из собравшихся здесь Бессмертных он мог назвать своим врагом? Нет. Хотя после последнего разговора с Кедвин в ее отношении к своей персоне он уже не был уверен.
Трус.
Это слово в устах Кедвин — позорное клеймо. Он тогда стоял на набережной, пока не замерз на холодном ветру. Потом вернулся на баржу.
— Ну что, проводил свою даму? — небрежный (снова такой небрежный!) вопрос Кассандры, расположившейся на диване с книгой, вернул его к действительности и внезапно царапнул глухим раздражением.
— Кассандра, почему ты так с ней разговаривала?
— Как? — переспросила она, не отрываясь от чтения. — Я сказала то, что есть. Я же вижу. Она влюбилась в него, только и всего.
— А по-моему, ты ее оскорбила, — с трудом заставляя себя говорить спокойно, возразил он. — И я хочу знать, зачем?
Она подняла голову:
— Дункан, правдой нельзя оскорбить. А если она обиделась, значит, она не так мудра, как тебе казалось.
Он открыл было рот, чтобы возразить, — и промолчал. Ушел на палубу и долго сидел там, старательно отгоняя тревожные мысли.
…Посреди ночи проснулся в холодном поту, не помня, что именно так его напугало, но зная совершенно точно — во сне звучал голос… Он не знал, чей, и не мог разобрать слов, но голос был. И приходил этот голос не извне, а из самой глубины его собственного существа. Оттого, что нельзя было разобрать слов, становилось еще страшнее…
…Domimi, non sum dignus… Господи, я недостоин милости Твоей…
С тех пор прошло три дня и три долгих ночи. Каждую ночь в его снах звучал голос, вторгаясь в другие видения, иногда развеивая их, иногда делая их еще ярче.
Что с ним происходит?
Вчера позвонила Мишель, сообщила о мессе. Пусть он не был особо знаком с Ричардом Бертоном, но с Грегором они были друзьями. Так что он пришел в церковь и прячется сейчас в тени, надеясь не попасться никому на глаза. Потому только, что все они сейчас сидят в переднем ряду, вместе с человеком, чувств своих к которому МакЛауд так и не мог понять, а тем более объяснить.
Он не хотел встречаться с Митосом. Стоило только представить, как вспыхивают холодным льдом глаза Старика, как кривятся в презрительной усмешке губы… МакЛауд привык не воспринимать всерьез его сарказм и колкости. Лишь теперь понял, как болезненно они могут ранить, если их обладатель не расположен к дружеским шуткам.