Нет, Дарий не впервые заводил речь на эту тему, но прежде не задавал вопросов так прямо.
Стоит прислушаться? В конце концов, их судьбы подобны, может быть, он и поймет…
Дарий ушел в другой угол комнаты и сел в высокое кресло у окна. Продолжил начатую речь:
— Дело не в формальном отпущении грехов. Человек, проговаривая вслух то, что его тревожит, давая имена своим страхам, скорей понимает, что именно с ним происходит, и находит решение… Разве тебе сейчас не нужно именно это?
Сэр Бенджамин помолчал, потом отступил от дверей, повернулся и медленно пересек комнату, остановившись в трех шагах от кресла, в котором расположился Дарий.
— Хочешь принять у меня исповедь? Что ж, изволь. Твой обет священника не потеряет силу оттого, что я Бессмертный? Или оттого, что я не встану перед тобой на колени?
— Он не потеряет силу, пока ты сам меня от него не освободишь, — сказал Дарий. — Хотя этого не будет никогда.
— Никогда — слишком долго даже для меня, — голос сэра Бенджамина дрогнул. — Не хочу загадывать так далеко вперед…
*
Спустя час он стоял у окна и смотрел на яркое синее небо. Долгий разговор утомил его, но, как и предсказывал Дарий, принес облегчение.
Дарий молча и неторопливо мерил шагами комнату. Думал.
— Ну, так что же? — прервал затянувшуюся паузу сэр Бенджамин. — Ты еще не готов дать мне отпущение грехов?
— А оно тебе нужно? — вопросом ответил Дарий, останавливаясь рядом с ним.
— Нет.
— Вот и мне так кажется. Ты напрасно считаешь, что виноват в случившемся.
— Вот как? Ты думаешь иначе?
— Ты не понял… Да, конечно, ты недоглядел за своим учеником, из-за его глупости может пострадать твоя честь. Но не нужно думать, что причиной всему — твое прошлое.
— Странно слышать такое от священника, — заметил сэр Бенджамин. — Недавно я случайно столкнулся с одним монахом, по-моему, он был малость не в себе. Так вот, он сказал, что на мне проклятие, что тем, кто меня окружает, всегда будет грозить опасность.
— И ты тут же отнес его слова на счет своих темных воспоминаний, — усмехнулся Дарий. — Неспокойная совесть — плохой советчик. То же самое можно сказать о любом представителе нашей породы, неважно, грешник он или святой. Нет в этом никакого высшего промысла. Заставлять невинную душу страдать за чужие грехи — величайшая несправедливость, недостойная никакого бога, и тем более того, которому я сейчас служу. В этом я уверен. Так что не ищи причин того, что произошло, в собственном прошлом. А насчет Роберта… не знаю, ты, возможно, и прав.
Сэр Бенджамин обернулся:
— Что?
— Ты не расслышал? Я сказал, что ты, возможно, прав насчет Роберта. Такой опыт, как у тебя, дает право на жесткие решения. Тому, кто знает тьму в лицо, легче разглядеть черту.
— Очень хорошо, — хмыкнул сэр Бенджамин. — Теперь еще скажи, что я облечен священной миссией, или что грех и раскаяние — путь многих христианских святых… Дарий, это нелепость!
— Не такая нелепость, как тебе нравится думать. Хотя дело твое. Тут я тебе не советчик. Только не переусердствуй с Робертом. Ты же хочешь пробудить в нем душу, а не сломать ее.
— Да, конечно… Но…
— А обо всем остальном, — мягко перебил его Дарий, — поговорим позже. Когда не нужно будет никуда спешить. Сейчас мне лучше вернуться к Маргарет.
Сэр Бенджамин молча смотрел на него.
Это было странное чувство, никогда прежде не испытанное. Не мог человек вчетверо моложе него вот так сразу и верно все понять! Не мог понять и так легко облечь в слова!
— Иди, — напомнил ему Дарий. — Или пытка ожиданием входит в список твоих учительских приемов?
Он качнул головой и пошел к двери. Оглянулся ненадолго на пороге, но ничего не сказал.
*
…Конечно, за всем, что происходило в подвале, куда по его приказу отправили Роберта, он наблюдал сам. Хотя и не испытывал при этом никакой радости. Находясь практически рядом, он оставался невидимым и неслышимым. Трое исполнителей «особых поручений» были предупреждены о том, какой черты им не следует пересекать.
Но Роберт об этом ничего не знал и теперь сходил с ума больше от страха, чем от боли, пытаясь вырваться из сильных и безжалостных рук.
Сначала он и не поверил, что его наставник может придумать для него такое наказание. Но потом пришлось поверить поневоле.
Выбрав момент, сэр Бенджамин покинул тайное укрытие и, намеренно громко стукнув дверью, вошел в каземат. Наступила тишина.
Роберт, всхлипнув, вырвался из державших его рук и метнулся к нему. Упал возле его ног на колени и вцепился в край плаща:
— Пожалуйста! Останови их… не позволяй им!..
Сэр Бенджамин молча поглядел на него сверху вниз.
«Интересно, тогда у меня были такие же глаза?»
Он жестом приказал остальным выйти. До Роберта не сразу дошло, что они остались одни. Он прижимался к ногам наставника, все еще вздрагивая и всхлипывая.
— Они ушли. Вставай.
Роберт замер. Неуверенно поднял голову, оглядываясь, потом встал на ноги. Сразу судорожно вцепился в ворот рубашки, не давая ей сползти. Другой одежды на нем не было.
Сэр Бенджамин успел заметить и синяки у него на шее, и след от удара плетью на плече, и большой кровоподтек на лице, возле губ. Сдвинул брови, отгоняя непрошеную память. Сейчас не время!
Он прошел к противоположной стене, собрал раскиданную там одежду и бросил ученику:
— Одевайся!
Тот начал разбирать вещи. Видно было, что он хочет одеться поскорее, но трясущиеся руки плохо ему повинуются. Сэр Бенджамин не стал расстраивать его еще больше слишком пристальным разглядыванием.
— Итак, — сказал он, отвернувшись, — узнал ты что-нибудь новое для себя за последнее время?
— Н-новое? — всхлипнул Роберт. — Ты шутишь? Что все это значит? Зачем ты так со мной?!
— А ты не понял? Значит, я слишком рано разрешил тебе одеться.
Роберт уставился на него, забыв застегивать пояс.
— Это все из-за девчонки? Из-за какой-то маленькой…
— Роберт, — добавил голосу силы сэр Бенджамин. - Мне позвать обратно тех парней и приказать им довести до конца то, что они начали? Или разрешить валять тебя в каждом углу замка?
— Как ты можешь?! — сорвался на отчаянный крик Роберт. — Да я… Я скорее умру!
— Вот именно.
Роберт осекся. Потом начал осторожно:
— Ты же не хочешь сказать…
— Именно это я и хочу сказать. Маргарет пыталась покончить с собой несколько часов назад. Как ты думаешь, почему?
— Но она женщина! Это совсем другое!
— С чего ты взял? Женщины чувствуют боль точно так же, как мужчины.
Роберт долго молча смотрел на него, прежде чем заговорить:
— И поэтому ты решил, что можешь меня вот так наказать?
— А я тебя не наказывал, — равнодушно произнес сэр Бенджамин. — Я только дал тебе почувствовать что ты сделал, на собственной шкуре. Вот и думай теперь, ради чего это было нужно, и кто ты такой, чтобы распоряжаться чужой жизнью.
— Если так рассуждать…
— Я предпочитаю рассуждать именно так. Думай о том, что ты делаешь. Все так или иначе к тебе вернется. Может быть, ты хочешь ее навестить?
— Кого? Маргарет? Зачем?
— А тебе не интересно полюбоваться на дело рук своих? Я считал тебя более любопытным.
Роберт призадумался.
Сэр Бенджамин не стал дожидаться, пока бестолковый ученик что-то сообразит, и приказал:
— Пойдем!
Роберт не осмелился спорить.
Они вышли из подвала и поднялись в верхние этажи замка. Приблизившись к дверям комнаты Маргарет, сэр Бенджамин понял, что Дарий снова здесь.
Маргарет спала. Дарий сидел в кресле возле кровати. Служанки, бывшие тут же, при появлении хозяина покинули комнату.
— Как она? — тихо спросил сэр Бенджамин, подходя ближе.
— Все хорошо, — шепотом ответил Дарий. — Легко отделалась. Хорошо, что мы не опоздали. А что твой подопечный?
— Он здесь.
Сэр Бенджамин обернулся к двери.
Роберт, видно, набравшись храбрости, не стал ждать дополнительного приглашения и вошел в комнату. Он осторожно сделал несколько шагов к кровати и остановился, в растерянности глядя на бледную тень красоты, которая вскружила ему голову. Дарий и сэр Бенджамин, внимательно следили за его реакцией, но он сейчас этого не замечал. На лице его растерянность сменялась испугом, потом отвращением.