— Маленьким… Что вы с ним сделали?!
— А тебе не интересно, что он собирался сделать с тобой? Знаешь, сколько на его счету таких сердобольных соплячек?
— Не может быть, — покачала головой Мишель. — Он же ребенок!
— Ребенок ты, Мишель! — жестко произнес Митос. — Сегодня ты осталась жива только потому, что не умеешь врать. Тебе никто не говорил, что обманывать своего учителя — дурной тон?
Он повернулся и молча ушел к себе. Мишель проводила его испуганным взглядом и повернулась к Кедвин.
— Я не понимаю…
— Мишель, — сказала Кедвин, садясь на диван и делая приглашающий жест. Мишель тоже села. — Кенни, вернее, Кеннет, вовсе не был ребенком. Ему было больше восьмисот лет.
— Что-о?!
— Да. Это была его обычная схема: прикинуться маленьким и несчастным, втереться в доверие, а потом убить своего благодетеля. У тебя был реальный шанс стать очередной жертвой.
— О! — Мишель прикусила губу. — Мне никто о нем не рассказал?
— О нем мало кто знает.
— Но ты-то знаешь!
— Мишель, чтобы бояться волков, не нужно знать каждого по имени. Разве тебя не учили, что всякий Бессмертный — в первую очередь потенциальный противник?
— Да… но я думала…
— Обо всем и обо всех не расскажешь заранее, нужно самой уметь оценивать обстановку. Ты сейчас не одна. Тебе есть к кому обратиться за советом. Так какого черта ты вздумала играть с нами в секреты, да еще и врать к тому же?
— Ну, понимаешь, — шепотом ответила Мишель, — я думала, что нужно рассказать… но Кенни сказал, что его многие хотят убить из жалости… А потом Митос упомянул о ребенке-Бессмертном… и я испугалась.
— Чего? Что мы решим избавить несчастного ребенка от мучений? Ох, Мишель, Мишель… — Кедвин покачала головой и усмехнулась. — Выпороть бы тебя как следует! Ладно, теперь говорить уже не о чем. Но очень тебя прошу, не надо больше такой самодеятельности. Ты меня поняла?
Мишель хлюпнула носом и кивнула.
*
Митос первым спустился в небольшой гимнастический зал, и Кедвин, придя туда же, застала его за разминкой. Понаблюдав немного, она взяла такой же, как у него, шест, и ушла в противоположный угол зала, чтобы не мешать.
Немного погодя Митос предложил переключиться на спарринг.
— Что-то сомнительно, что у тебя не было практики в этом деле, — заметила немного погодя Кедвин.
— И тем не менее, — ответил он. — Ты тоже не так плоха, как пыталась мне намекнуть.
На время тренировки они прекратили отвлекающие разговоры, но, закончив, Кедвин все же задала вопрос, вертевшийся у нее на языке с самого начала.
— Митос, может, ты все-таки объяснишь, зачем тебе понадобилось это «освежение навыков»? Хочешь сменить любимый стиль?
— Нет, — ответил он. — Именно что нет… Просто в Париже мне нужно будет оценить обстановку и состояние МакЛауда в том числе. Заявиться к нему и расспросить я не смогу, но можно ведь действовать и по-другому. О том, что я владею восточными единоборствами, он не знает наверняка.
— Вот оно что, — протянула Кедвин. — Ниндзя-инкогнито. Тебе не кажется, мой дорогой, что это будет игра с огнем? МакЛауд не просто владеет восточными единоборствами, он отдает им предпочтение минимум последние двести лет.
— Ну, как тебе сказать, — Митос пожал плечами и изобразил на лице невинную улыбку. — Я ведь не собираюсь его убивать по-настоящему, а значит, мне нет необходимости особо придерживаться Правил.
— Можно было сразу догадаться, — фыркнула Кедвин. — А почему ты так уверен, что он не сможет узнать тебя по ауре, как ты его?
— Я не уверен. Но если он меня не узнает, я точно пойму, что дело неладно.
— Мне все это не кажется хорошей затеей, — вздохнула Кедвин. — Главным образом потому, что ты опять что-то не договариваешь.
— Извини, — сказал он тихо. — Ты знаешь, я не держу от тебя секретов. Но пока я не могу сказать больше… Знаешь что? Давай сейчас пойдем искупаемся? А то как подумаю, что завтра уже снова буду в Париже!..
— Тебе что, — хмыкнула Кедвин. — Лондон намного хуже.
*
Потом они сидели на берегу и смотрели на море. У Кедвин вдруг появилось странное чувство — что они прощаются не на пару дней.
— Митос.
— Да?
— Может быть, все-таки скажешь, что тебя так тревожит?
Он медленно покачал головой, продолжая смотреть на море:
— Я боюсь.
— Боишься?
— Что в этом удивительного?
— Но чего?
— Не знаю. Того, что может случиться. Того, что придется сделать. Или того, что снова придется выбирать.
— Выбирать?
Он оглянулся на нее:
— Ты особенная, Кедвин. Я только надеюсь, что ты все поймешь.
— Митос, не пугай меня. Что я пойму? Чего ты ждешь?
— Ничего. Я… сегодня видел странный сон. И теперь я уже ни в чем не уверен и не знаю, чем все это может обернуться. Давай не будем больше об этом. Я все равно ничего не могу объяснить, — он улыбнулся и покачал головой. — Мне пора собираться. Самолет ждать не будет.
— Хорошо, вернемся в дом. Да, и не забудь сказать Мишель на прощание что-нибудь приятное. А то она все думает, что ты на нее сердишься.
*
Митос закончил укладывать вещи и застегнул сумку, потом опустил ее на пол и сел на кровать.
После волшебного видения во сне у него появилось неотвязное чувство неотвратимости происходящего. Прежде этого не было, а теперь его едва ли не больше всего угнетала невозможность объяснить, что именно его тревожит. Кедвин права, он многого не договаривает. Но разве у него есть выбор? И разве, когда началась вся эта заваруха с генератором, он мог подумать, что все зайдет так далеко? Или дело не в генераторе?
Он снова, как когда-то здесь же на Санторини, сложил руки ладонь к ладони, потом осторожно раскрыл их — и увидел тихо мерцающую голубую звездочку. В памяти эхом отозвалось: «Тебе дается возможность один раз прибегнуть к силе Источника. Но помни: только один раз!».
Прежде ему казалось, что это не более чем очередное испытание. Теперь пришло ясное ощущение того, что испытание может оказаться последним.
Если он ошибется в выборе, его жизнь сгорит в этом огоньке — таком крошечном и мирном…
========== Глава 36. Нисхождение тьмы ==========
Дорога к монастырю не была похожа на скоростное шоссе, и МакЛауд сбросил скорость. Может, оно и к лучшему, длиннее дорога — больше времени на раздумья. Кое-что хотелось обдумать еще до приезда в монастырь.
Последняя стычка с Митосом подействовала на него, как внезапно выплеснутое ведро холодной воды. Ощущение жуткой нелепости всего и вся лишило его покоя и сна. Он не стал делиться этими заботами с Кассандрой. Находясь с ней рядом, утаить душевное смятение возможным не представлялось, и он придумал эту поездку — только чтобы побыть одному и спокойно обо всем подумать, чтобы остановиться. Слишком похожей на безумную гонку стала его жизнь.
Последней каплей стал сон, приснившийся ему накануне ночью. В том, что это именно сон, сомневаться не приходилось, момент пробуждения он помнил очень хорошо. Но там, во сне, все было настолько реально!
…Сквозь глухой сумрак пробился голос, звавший его по имени. Не «Дункан», не «МакЛауд», «Мак». Кто мог так обращаться к нему здесь, в мире неясных образов и теней?
Голос был знакомым.
«Мак?» — раздалось совсем рядом, и он оглянулся.
Перед ним стоял Ричи. Не такой, каким был в последние годы, а прежний, времен до Первой Смерти. МакЛауд часто видел его во сне, но вот так, как при обычной встрече, ни разу.
«Ричи?» — осторожно выдохнул он, боясь вспугнуть видение.
Ричи улыбнулся и спросил: «Ты как будто не рад?»
«Не рад? Но это только сон».
«Ты мог вернуть мне жизнь наяву».
«Как? Продаться Ариману?»
Эта фраза, кажется, обидела Ричи. Он нахмурился: «Зачем продаваться? Ты — Победитель. Вся его сила была в твоих руках. Тебе достаточно было только захотеть».
«Ричи, видит Бог, я хотел бы вернуть тебя!»