— И он мог оспорить позицию учителя?
— Нет. Но мог озвучить свою. Этого было бы достаточно. Ты уверен, что хочешь знать больше?
— Да в общем, нет, — пожал плечами Митос. — Меньше знаешь — дольше живешь. Ну что ж, по крайней мере, историю с генератором можно считать законченной. Кто бы мог подумать, что все кончится именно так!
— Да уж, — согласился Джо. — И счастливого финала тоже не получилось.
— А у таких историй не бывает счастливых финалов. Только надгробные камни и поломанные жизни, — со вздохом произнес Митос. — И все равно снова находятся желающие биться головой в стену.
— Такой уж мы, смертные, народ, — сказал Доусон. — Ну, мне пора. Новости я вам сообщил. Неприятностей тебе, думаю, ожидать пока что неоткуда. Внимание Трибунала полностью переключилось на внутренние проблемы, а Верховный тобой доволен. Он, кстати говоря, услуг не забывает. Так что…
Он, тяжело опершись на трость, поднялся на ноги.
— До встречи, ребята. Не забывайте, заглядывайте на огонек.
— Непременно.
Они вместе проводили гостя, потом вернулись в гостиную.
— Видишь, — заметил Митос, усаживаясь на диван, — все обошлось. А ты беспокоилась.
— Тебе было бы приятнее, если бы я не беспокоилась? — поддразнила Кедвин. — Ну да, мне, в сущности, все равно, сегодня тебя убьют или завтра.
— Не знаю, не знаю…
Он поймал ее за руку, усадил себе на колени и поцеловал.
— Ну, теперь-то мы можем немного пожить для себя. Так это, кажется, называется?
— Не знаю, не знаю, — с театральным сомнением покачала она головой. — Не слишком ты силен в избегании неприятностей.
— Я исправлюсь, — ответил он с интонациями нашкодившего школьника.
— И почему я тебе не верю!
*
Митос был готов и хотел бы поверить, что все текущие неприятности позади. Даже подозрительные собственные ощущения не стремился рассматривать, как нечто фатальное, полагая, что или он скоро разберется, в чем дело, или все пройдет. Кедвин он решил пока не тревожить — она и без того последнее время только из-за него и переживала.
Был испытанный способ борьбы с проблемами: выбрать подходящую ночь и сходить поохотиться. Почему бы нет?
Они с Кедвин поужинали на кухне. Потом Кедвин встала, чтобы поставить на стол чашки и снять с плиты чайник. Принялась разливать чай…
Плеск воды неожиданно отозвался в сознании Митоса эхом. Кедвин что-то говорила, но ее голос отдалился и исчез среди журчания и звона невидимых хрустальных колокольчиков.
Митос, поморщившись, взялся за виски и прикрыл глаза. Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Открыл глаза и увидел, что Кедвин сидит напротив и молча смотрит на него.
— Извини, — сказал он, придвигая к себе чашку с чаем. — Ты что-то говорила?
— Митос, что с тобой?
— Со мной? Ничего. Просто немного отвлекся.
— Немного отвлекся! — Ее голос едва не сорвался на крик. — Ты сидел, будто в отключке, минут десять! Ты называешь это «немного отвлекся»?!
Митос застыл. Потом очень осторожно поставил чашку на стол.
— Десять минут?
— Десять минут! Что с тобой было?
Он поднял руку, снова касаясь кончиками пальцев занывшего виска:
— Я… не знаю. Мне показалось, я только прикрыл глаза…
Они вернулись в гостиную. Митос, чувствуя себя очень усталым, сразу сел в глубокое кресло, Кедвин заметалась по комнате.
— Так я и думала! — заявила она. — Нельзя было соваться в этот гадюшник, да еще в одиночку! Что они с тобой сделали?
— Кто они? — не понял Митос.
— Наблюдатели, кто же еще!
— Кедвин, успокойся. Наблюдатели здесь ни при чем…
— Неужели?
— Да. Перестань, пожалуйста, мельтешить. Сядь и послушай спокойно.
Митос постарался собраться с мыслями, хотя смятение мешало ему, и продолжил:
— Наблюдатели ничего со мной не делали. Просто в последние дни случилось несколько происшествий…
Он, как мог, кратко, рассказал про ту странную плохо заживающую царапину, про приступы резкой слабости, про слышащийся звон и плеск воды.
Кедвин слушала, хмурясь, потом сказала:
— По-моему, ты упустил еще одно происшествие. Демонстрацию твоих потусторонних способностей на кладбище. Ты не думаешь, что это звенья одной цепи?
— В том-то и дело, что думаю, — тихо отозвался Митос. — Но со мной никогда не случалось ничего подобного, я даже не слышал о таком… Действительно ли это опасно или все пройдет через пару дней?
— Лучше бы прошло, — с тоской сказала Кедвин. — Тебе не приходит на ум никакого способа?
— Думаю, витано бы помогло, — вздохнул Митос. — Но прямо сейчас я не в форме для охоты. Да и отправляться на такое дело наобум в Париже — это искать иголку в стоге сена.
— Что думаешь делать?
— Сейчас? Лечь спать. А с утра, на свежую голову, заняться поисками и выяснением подробностей.
— Хотелось бы верить, что идея хорошая, — посуровела Кедвин. — Ладно, давай ляжем спать. Но с утра отправимся к Доусону!
— Надо ли? Ему завтра будет не до того. А я еще могу…
— Даже думать не смей! Они только того и ждут. Если тебя зацепят… Хочешь снова поваляться в ногах у этого твоего… Лафонтена? Держу пари, второй раз он с тобой дипломатические разговоры вести не будет. И я его вполне пойму!
Митос примирительно поднял руки:
— Ладно. Хорошо. С утра пойдем к Доусону. А теперь спать.
Кедвин кивнула и, досадливо прикусив губу, отвернулась. Митос встал и подошел к ней.
— Кедвин… Я…
— Ты собирался лечь спать, Митос, — отозвалась она. — Иди… Хватит на сегодня объяснений. Главное я уже поняла.
— Что? — растерялся он.
— Ты все еще не научился мне доверять. Уйди, очень тебя прошу, поговорим позже.
Услышать такое было больно.
Митос коротко вздохнул:
— Ну… тогда спокойной ночи, — и отправился в спальню.
Она все-таки пришла. Позже, когда уже совсем стемнело, пробралась к кровати и свернулась калачиком среди подушек и одеял.
Митос придвинулся ближе, чтобы чувствовать тепло ее тела, и сам не заметил, как соскользнул в глубокий сон.
*
…Просторный сводчатый зал, будто высеченный внутри скалы. Окон нет. Мягкий, похожий на дневной, свет льется откуда-то сверху, из-под потолка. Длинный овальный стол посреди зала. Вокруг стола, в высоких креслах — пятнадцать фигур, закутанных в серебристо-серые мантии с капюшонами. Лиц не видно. Слышны голоса, непонятно, мужские или женские. Голоса будто витают в воздухе, раздаваясь одновременно со всех сторон.
— Он все-таки сделал это. Несмотря на все предупреждения…
— А вы сомневались, что так будет? Я с самого начала знала, на что рассчитан этот эксперимент.
— Значит, он опять справился с испытанием. Неплохо.
— Больше чем неплохо. Но все это, в сущности, имеет не много значения…
— Потому что до главного еще не дошло.
— Верно. Теперь все зависит от последнего шага.
— Вы думаете, что…
— Да. Это последний барьер. В конце концов, мы все его проходили.
— Значит, он должен будет…
— Значит…
Голоса смешиваются, теряются и тонут в плеске воды и звоне хрусталя…
Митос очнулся от сна и рывком сел на кровати. Темнота за окнами посерела, значит, уже утро.
Он попытался яснее припомнить странный сон. Что это было? Снова тайное послание?
Ну нет, сказал он себе, осторожно спуская ноги с кровати. Никаких больше испытаний. Сколько можно играть в благородство? Пусть идут к черту со своими высокими мотивами, его все это больше не интересует!
Кедвин вздохнула, перевернулась на бок и открыла глаза.
— Уже утро?
— Да. Хотя рано. Если хочешь, поспи еще.
В маленькой туалетной комнате, добравшись до раковины, он привычным движением повернул кран и протянул руку за футляром с бритвенным прибором. Глянул в зеркало.
Футляр выпал из ослабевшей руки с громким стуком. В ванную тут же влетела встревоженная Кедвин.
Митос стоял у раковины, мертвой хваткой вцепившись в край. Отражение в зеркале смотрело на него с выражением мистического ужаса.