Почти касался моего лица заколдованный клад ее золотых волос. Но стоило приласкать бедное дитя, погладив ее по голове, как она вскочила — и ушла. Возглавлять, руководить, обеспечивать. Не забыла напомнить, что палатка ей дома понадобится срочно, ее нужно сдавать на склад.
…И вот уже «утро красит нежным светом» подножие Чалдонки. Вьются дымки над просыпающейся поляной. Посвист налетающего с моря ветерка мешается с гулом по-цыгански пестрого табора, с хлопаньем полупиратских ярких флагов.
Солнце высветило зелень горных склонов, морскую голубизну. Его тонкие струйки просачиваются сквозь наклоненную над вами хвою. По палаткам ходят тени сосен, по морю — тени облаков.
Это была дерзкая идея — надеть Зойке на время парада-алле к вершине кургана мотоциклетную каску наподобие шлема полководца. Черта с два она смутилась, шла подбоченясь горделиво. От вчерашней ее открытости не осталось ни малейшего следа.
Вернувшись с парада, команда начала выкладывать тур на берегу, где в прошлом году, спеша на такой же слет, в шторм разбилась шлюпка со всем экипажем. Зойка хваталась за неподъемные камни и не сразу принимала твою помощь.
Так цветет все и жадно дышит в это ознобно-свежее утро, словно мы, волшебным образом уменьшившись в росте, вошли вовнутрь калейдоскопа. Или попали в радугу, не успевшую убежать от вас. Так взрывчато звучит Дебюсси на одном из семи диапазонов «Спидолы», вскипает звонкая листва, что приходит необоримое ощущение: это наилучший год, наилучший месяц. Столько солнца, ветра и песен, столько весны вмещает день, столько любви и удачи, спутников мая, светит в нем…
Кокетливо горюет гитарист:
А хор дружно подтверждает:
Горы перебрасывают, словно мячик, ваше «до сви-да-ния!» И не верится, что дороги когда-нибудь кончаются, что одинаково призрачны и надежды и отчаяние.
И не знаю, что ждет меня, и этого не надо, потому что, если бы человек знал все наперед, жизнь остановилась бы. Пусть настают минуты, в которые покажется исполненным яви все то, чем томился, чего жаждал, — не поверить им хуже, чем обмануться!
Вечером я должен занести Зойке палатку.
ПУТЬ К ВЕРШИНАМ
Алик закрепил веревку на гранитном клыке, столкнул ее моток вниз. Она летит, змеисто раскручиваясь кольцо за кольцом и сбивая с камней пушистый снег.
— Не поворачивайся к скале спиной, — досадливо, как ребенку, говорит мне паренек, которого я успел приметить вчера на собрании альпсекции. — И никогда не стой под ней без каски, береги черепушку.
Я слушаюсь. Я новичок, а он уже имел значок, но не подтвердил его вовремя следующими восхождениями и начинает заново. Недаром он так подчеркнуто скучал на собрании. Вспоминал, томно полузакрыв глаза, как под вершиной Маншук Маметовой их группу застала гроза и молнии полчаса лупили в гребень совсем рядом, слепя и оглушая.
Здесь ему, с учетом его прошлого опыта, доверили показывать нам вязку специальных узлов. Булинь, брамшкотовый, схватывающий, стремя… У моего учителя это получается шикарно.
— Хорошо держит только красивый узел, — заключает он авторитетно. И пробует вязать с закрытыми глазами, но путается в концах — и делает вид, что именно так был задуман им урок…
Невнимания к его советам он не выносит. Ничего, пусть потешится. У меня есть одно неоспоримое преимущество перед ним и перед любым заслуженным мастером: у меня все еще впереди.
В секцию я пришел с опозданием, в октябре. На первом же скальном занятии попал на соревнования — участников не хватало, поэтому записали и меня. Напомнили о правиле опоры на три точки, помогли подогнать обвязку к груди, махнули флажком и включили секундомер. Руки-ноги были при мне и не подвели. Скалу животом не обтирал, а шел на отлете от нее, показал третий результат. Но дважды задел ограждения и, оштрафованный, занял четвертое место. Паренек, наоборот, по секундам был четвертым, однако прошел маршрут грамотно, чисто и стал третьим. Когда мы свернули снаряжение, он подошел ко мне.