— Федор.
И жиманул мою руку натренированно, жестко, словно она была эспандером.
Он потешно пыжился, надувал щеки, опекая меня. Я, хотя был заметно старше, прозвал его Отцом Феодором. Он великодушно, как истинный пастырь, смирился с этим, поскольку его могли окрестить и похуже.
На занятиях в классе мы, не сговариваясь заранее, сели вместе. Он мешал мне слушать инструктора болтовней о девчонках (среди новобранцев их почему-то большинство, хотя на эверестах их ряды значительно редеют). По его мнению, в альпинизм подаются самые некрасивые создания женского рода, которым уже не на что надеяться и нечего терять. И вполне убедил меня в своих высоких эстетических мерках, тем более что я тоже ни перед кем не собирался красоваться.
Настоящего друга судьбе не закажешь, нужно выбирать из тех, кто рядом. У меня с ним, не исключено, могла бы образоваться связка — то, чего мне всегда не хватало.
За окнами автобуса опять замелькали пирамидальные тополя. Прорываясь между их стрельчатыми кронами, солнце вспышками било в глаза.
Это пульсирующее солнце — одна из обычных примет утренней дороги экспрессом по Малому ущелью, до наших скал. Остановка возле них не предусмотрена, однако водители уже привыкли и безропотно делают ее, косясь на гордых безумцев.
Причудливые каменные столбы, дыбящиеся над перегородившими речку противоселевыми барражами, как бы оплетены паутиной. На них навешано двенадцать пар веревок, лучами расходящихся книзу. На маршрутах, промаркированных известкой, тесновато, иногда приходится останавливаться с поднятой к уступу ногой, чтобы не наступить на голову шустрой соседке. Девчонки обращаются ко мне на «вы», я для них уже старик, геронт, праотец. Действительно, выгляжу здесь Ломоносовым в семинарии. Алику ровесник, а начинаю с азов.
Народу собралось много, и обвязок не хватало, их подолгу ждали в очереди. Мы с Федором слазили по нескольку раз и, сняв калоши, разочарованно переключились на другое дело. Я долбил осыпь у основания тренировочного бастиона, он лопатой отгребал сыпавшийся мусор. Поколения альполюбов, которые прошли через этот естественный скалодром, выложили по низу его неплохую площадку. Нужно бы устроить еще и трибуны для зрителей, пусть отсюда доносятся восторженные рукоплескания. Вот где широкие возможности для самоотверженного труда безо всякой надежды на вознаграждение!
Но когда на маршрут вышли разрядники, мы сразу бросили шанцевый инструмент. Да, это класс! Ребята одолевают отвесную стенку, порхая, танцуя. Словно там установлена для них невидимая лестница. На гранитных лбах они чувствуют себя, как птицы в небе, в родной стихии. Временами это уже не столько лазание, сколько бег по вертикали.
Не все те салажата, кто сегодня впервые доверяется крюку, веревке, карабину, станут мастерами. Я, например, для себя этого не планирую. Но кто-то непременно станет, мы еще будем гордиться ими и вместе сделанными первыми шагами! А пока что почти для всех непреодолимым оказался выступ, за которым просматривается — при взгляде снизу, — отличная щель. И нужно пробовать еще, еще, обдирая коленки, добиваясь подлинного искусства.
Я тоже «играю на пианино», долго, сторожко похлопывая пальцами над собой в поисках зацепки, а стоящий на страховке Федор кричит мне:
— Ну чего ты там, гнездо решил свить? Не топчись, подбирай ноги!
Первое снеговое занятие договорились провести на базе в Туюксу. Горы уже успели поседеть. Дожди там обернулись снегом. И свечеобразную форму, и углубившийся цвет елей подчеркивали белые шлейфы между ними по лавинным желобам. Строгая, мрачновато сияющая графика предзимья.
Отеческие наставления Федора помогли мне быстро найти дом с башенкой у поворота трамвайной линии, а в нем вход в подвал, где у секции оборудован бункер. Глаза разбежались, когда вошел: чего только не хранится тут за двумя стальными дверями, за семью замками! Целую экспедицию снарядить можно. Прежде всего внимание привлекли карты — Памир, Тянь-Шань, Кавказ…
— Лучшее пособие для тех, кто решил заблудиться, — отозвался о них Федор. Светокопии примитивных оригиналов и впрямь были тусклы, неряшливы. Толку от них, безусловно, ноль целых ноль десятых, пока не обтопаешь собственными ногами каждый ориентир. Стоверстные хребты с чередой возвышенностей обозначены одной жирной линией… Годится только для интерьера.