— Хлебнешь теперь с вами, — умудренно провидел Алик. — Новичок ничего не знает и всего боится, «значок» ничего не знает и ничего не боится…
Остальным претендентам начальство запланировало дать шанс в следующие выходные. Я приготовил новую справку, в точнейшем соответствии с правилами, и Федор благословил меня крестящим взмахом перста. Но метеослужба закрыла район из-за выпавшего накануне обильного снега…
— В гробу я видал эту снеговую обстановку! — разбушевался Федор, агитируя за поход во что бы то ни стало. Алик по-сержантски круто рыкнул, оборвал его.
Так что к Горе мы, вероятно, пробьемся только с третьей попытки. Если путь не преградит очередное «но».
Моим Эверестом остается Кумбель.
А завтра?..
На следующую тренировку Федор не пришел и вообще в секции больше не появился. Исчез, как дуновение ветра.
Горы пережили это без потрясения, по-прежнему упрямо и призывно разламывали горизонт их клинья, вбитые в небо.
КОРОЛЬ-ТАУ
Солнце еще не успело склониться к хребту, когда я понял, что мы не сможем больше сделать и шагу. Ноги заплетались, будто бы окованные кандалами, рюкзаки пригибали к земле. Остановка была неизбежна.
Отгудел заправленный гексаном примус. Гороховый суп с тушенкой получился не хуже, чем обычно в походе, удовлетворил бы любого гурмана. А мой Саня лежал, неудобно, мертвецки уткнувшись в пуховку, и не откликался на бодрый призыв к трапезе. Восемь часов гонки по безумным провалам и взлетам каменной пилы лишили его интереса к ужину. Так начинается горная болезнь. Очевидно, мы слишком резво набирали высоту, желая максимально сократить время на подходы к предвершинным башням.
Темп задавал Саня, попутно посвящая меня в сделанные им потрясающие открытия. Оказывается, эфиры триметиленгликоля можно синтезировать через бета-этоксипропионовый альдегид и его ацеталь, но, разумеется, с последующим гидрированием!.. Эта заумь отвлекала нас от намного более реалистических и уместных в данной обстановке мыслей. Знали мы оба, знали, что спешка ни к чему, да нетерпение подгоняло, и вот расплачивались теперь за неумное мальчишество.
Очень скоро до нас дошло, что палатку мы поставили на самом злом ветродуе. Ее раздирали резкие воздушные потоки, бьющие из ущелья. Эта ошибка настораживала, должна была насторожить; не теряем ли мы контроль над собой? Но уже не могло быть и речи о том, чтобы сниматься и устраиваться заново. В гудении напрягшегося авизента мы предпочли услышать даже нечто убаюкивающее, и сладок был обманчивый покой.
Этот западный гребень каторжно измотал нас. Недаром все, кто направляются на Король-Тау, предпочитают подход с востока или из долины. Там легче, зато неинтереснее, тропы истоптаны, как скотопрогонный тракт.
Король-Тау величественно блистал перед нами. Казалось, протяни руку посмелее — и дотронешься пальцами до его двурогой макушки с короной белых облаков, надетой с царственной небрежностью, чуть-чуть набекрень. Горы вокруг были словно выстроены на архитектурном макете. Игрушечно уменьшившиеся в размере, они целиком обнимались взглядами и вызывали щемливое чувство, похожее на жалость.
В долине темнота наступила раньше. Мерцают какие-то огоньки, точно звезды, только внизу.
Начинала сбываться давнишняя наша мечта — проложить на Король-Тау новый путь. Прошлый сезон Саня пропустил, занятый своей кандидатской, я впервые за последний десяток лет делал восхождение без него, «четверку» на Памире, довольно заурядную, имевшую смысл только для поддержания формы. А нынче он захотел обломать рога Королю. С диссертацией у него что-то не ладилось, и он жаждал взять у фортуны реванш на другом поприще.
Перед выходом на маршрут мы консультировались у деда Головина. Он подумал вначале, что мы зашли просто проведать его, потянулся за кипой грамот и сувенирным барахлом, собираясь хвалиться былыми свершениями. Выслушав нас, он посуровел.
— Я за всю мою биографию не одолел только две вершины, — сказал он. — «Победу» пробовал дважды, и оба раза меня снимали на спасработы. И на Король-Тау не получилось.
— Почему?
— У нас были потери, — ответил он коротко, не поверив, что мы ничего не знаем об этом. Память о трагических ошибках живет подолгу, дольше их очевидцев и современников. Иногда это целиком определяет репутацию — но у Головина заслуги с лихвой перекрывают его случайный промах.
Документов похода у него не сохранилось, их изъяли при расследовании несчастного случая. Однако разговор все же оказался полезным. Первую башню надо траверсировать слева, за ней будет пятачок, пригодный для ночевки. На дальней башне придется попыхтеть дня три. В центральном кулуаре опасный висячий ледничок, с ним (Головин запнулся) лучше не связываться.