Если так будет и дальше, то лучше вернуться. Я понимал это, но… Что вспомнилось бы потом? О чем бы Костя рассказывал товарищам? Мне-то, в общем, все равно, хожено-перехожено, видано-перевидано. А ему нужен единственный вариант: пошли и, несмотря на трудности, дошли!!!
У них был преподаватель, который в войну один вступил в бой на своем истребителе против семерых, двоих сбил и вернулся лишь слегка поцарапанный. Очень своевременно привел Костя этот достойный пример. И даже заважничал слегка. Но с интересом слушал мой рассказ о действовавшей когда-то в наших местах военной альпшколе. Отсюда вышли сотни горных стрелков, они хорошо показали себя на кавказских и европейских кручах.
— Та-та-та! — застрочил Костя из автомата, укрываясь за сугробом от встречных очередей.
Вот балбес!
На морене стало полегче. Правда, пересекать ее всегда опасно. Она похожа на минное поле. Камни коварно припорошены снежком, и каждый из них может оказаться капканом, ловушкой. Скачешь по ним как воробушек, а если загремишь, то не успеешь и чирикнуть.
— Пройдем еще немного, там решим, как быть, — озабоченно сказал я Косте, не глядя на него, не совращая поддаться слабости.
И прошли столько, что возвращаться стало бессмысленно. Вон он, ледник, уродливой нашлепкой застыл в распадке. Едва ли он способен произвести незабываемое впечатление. Невзрачен, сер, лишь на изломах трещин поблескивает изысканной голубизной. Мы прикоснемся к нему только взглядом, не более того. Иначе выдохнемся на нагромождениях валунов, а у нас еще полпути впереди.
Здесь чувствуешь себя как в тисках, недовернутых, еще не раздавливающих, но готовых раздавить, расплющить, смять. А ты, слабый, ничем не защищенный в своей бренной оболочке, бросил вызов, молча принятый горами, попираешь их — и сродняешься с ними. Это не бой, это честное состязание, и пусть победит дружба!
Мы терзаем себя неуютом, ищем преграды, теша себя одолением их. Будто репетируем грядущие испытания. Например, мы потерпели аварию в полете и, оказавшись в глухой ненаселенной местности, на пределе сил выбираемся к людям… Другой сюжет: нас, принадлежащих солдатскому долгу, срочный приказ гонит в мертвящий каменный космос… Простые действия при этом наполняются значением — и безо лжи!
В узкой, как бы ударом наотмашь прорубленной щели нашего Сен-Готарда ветер свистел так, словно мы вылезли на крыло самолета. Он выталкивал, не пускал нас, валил с ног мягким и властным напором. Вползли мы, без преувеличения, на карачках. Но лейтенант поднялся, сначала на колени, потом в полный рост, и о чем-то кричал мне, счастливо размахивая руками. Оказывается, он докладывал, что головой высовывается за 3000 метров!
Из щели Костя наобум, не ожидая команды, помчался вниз, но я решительно потянул его вбок, на бурые плешины Кошту. В скальные желоба нынче лезть — все равно что тигра за усы дергать: опасности много, удовольствия мало.
Наверное, это и спасло нас. Слева, с кручи, рванула — и ударилась в то место, где могли оказаться мы, короткая жестокая лавина. Бомбочками ахнули несколько захваченных ею камней, заклубилась белая пыль. Впечатление было такое, что студенисто колыхнулась вся гора.
Сход был неожиданным, поскольку время стояло нелавинное: едва лег первый снег, а он хорошо зацепляется за камни. Потом он уплотняется, проходят бураны, и ближе к весне верхние слои начинают соскальзывать с нижних. Как по стеклу или мылу. Достаточно будет крика, зычного чиха, чтобы на тебя посыпалось. Однажды я видел, как обвал вызвала сорока, на лету скребнувшая хвостом по склону. А тут всего лишь ноябрь — и лавина… Ну, да не промахнулся, заранее вычислил ее! А то бы Родина лишилась сразу двух верных защитников. Тамарка мне бы не простила, Костя для нее последняя опора в ее одинокости.
Кривое ущелье нам требовалось пройти непременно засветло.
— Моли бога, чтоб тропа была, — сказал я Косте.
Должно быть, он молил недостаточно убедительно или же всевышний не внял просьбам атеиста. Тропы не оказалось. Ее напрочь занесло, зализало.
Я шел по Кривому третий раз. Впервые спускался летом, затем зимой по тропе, тоже без проблем, успевай только ноги под себя подставлять. Сейчас перед нами лежала целина. Вспашка ее давалась ценой лошадиных усилий. Сознание отключается, не хочется ни есть, ни пить, идем как заведенные. Грудь едва справляется с ураганной продувкой легких. Небольшой привал мы могли позволить себе только в Стране Дураков.