Потом он выдвинул такую версию: Женчику сказали, что без номера автоинспекции на велике кататься нельзя и, мол, о нем уже заявили в милицию, его песенка спета… Но в действительности было, кажется, что-то другое. Правда, Винтя божился, что Женчика никто пальцем не тронул и колеса ему не переломали. А сомневаться в его клятвах у нас не принято.
Во всяком случае, операция принесла желаемые плоды. Возвращаясь с работы, я увидел, что юное население двора выстраивается у третьего подъезда. Кто-то уже разгонялся на велосипеде, спицы которого весело поблескивали, и старался как можно сильнее врезаться в забор.
У Женчика был страдальческий вид. Но он держался, пытаясь не показывать, что ему жалко или что еще там подобное. Даже покрикивал на малышей:
— Соблюдайте живую очередь!
Грибановский сидел на крыльце и ковырял штукатурку, зорко контролируя обстановку. Он выглядел полководцем, выигравшим трудное сражение и пока не знающим, за что взяться еще.
Недавно, всего лишь вчера, была осень.
С тополей облетали жесткие листья. Они срывались не от налетевшего ветра, а сами по себе, от старости. Щелкая по веткам, вертолетиками спускались на землю.
Осень — это желтое и багряное вместо зеленого над головой. И еще голубое, там, где его не было видно сквозь сплошную завесу листвы, а теперь прибавляется не по дням, а по часам. Осень — это когда неба становится больше.
Листья, словно перешептываясь, печально шуршали. Впрочем, почему печально? Они прожили жизнь короткую, но полную тревог и звонкой радости, а значит — счастливую. И конец приходит к ним в головокружительном полете, как у отсветивших звезд…
На дороге укладывали асфальт. Разглаженный катками, он становился похожим на лед. Лед не бывает горячим и черным, но асфальт все равно похож на него!
По краю только что на наших глазах возникшего тротуара шагал парень, одетый как-то наоборот: на нем темная рубашка и белые брюки. Казалось, что он шел на руках. Или — он с той стороны планеты, где все ходят вверх ногами?
Девушка в спецовке, поворачивая руль ползающего взад-вперед катка, хохотала, глядя вслед чудаку. И у вон того человека, несущего огромную охапку астр, тоже широкая, во все лицо, улыбка, только это он о своем. Может, у него сын родился?
Жадно дышало все кругом, спеша не упустить напоследок ни капли золотого левитановского сияния. Мы шли, загребая ногами листья, и Винтя считал их:
— Один, два… пятьдесят… Много, наверно миллион.
С арифметикой у него порядок. Прямо хоть поступай сразу в институт. Однако жизнь устраивает нам зачеты и по другим предметам.
Подходим к перекрестку возле гастронома и слышим:
— Не хочу квасу! Хочу мороженого!
— Ах, Бармалей ты, Бармалей, всю меня извел!
Оглядываемся: кто это там бушует? Симпатичный малыш, лет пяти от роду, не напоминающий страшного людоеда из Африки ничем, кроме голоса… Мать дергала его за ворот, а он отбивался и кричал, будто его резали. Его подхватили под мышки, он отчаянно выкручивался:
— Не хочу! Хочу!
Мы этого не поняли. Ну ладно, любит человек мороженое, с кем не бывает. Но квас тоже неплох, мы пьем его, отдуваясь, из тяжелых кружек. Дойдем до следующего угла, я пошарю в карманах и выложу на бочку рубль, потому что мелочь кончилась:
— Две, большую и маленькую, пожалуйста.
— А я раньше был Бармалеем? — заинтересовался Винтя.
— Хуже. Соловьем-разбойником.
— Ну да… А ты?
Я не помнил точно, кем был в свое время. И начал рассказывать, как мне приснилось, что у нас украли телефон. Унесли его, заменив неким гибридом керосиновой лампы и будильника. Набираю номер и все попадаю на неведомый коммутатор, с которого нет выхода в город.
— Сам ты, папа, неведомый, — сразил, положительно сразил меня Винтя. — Невнимательно, значит, набирал. Нужно было не отвлекаться. Когда чего-нибудь очень хочешь, всегда получается.
— Особенно когда хочешь мороженого.
— И совсем оно тут ни при чем. Будто сам не понимаешь. Хитрый!
Я засмеялся и хлопнул его по плечу: зачтено!..
Наступил вечер. И вдруг по всей улице разом, от края до края, зажглись фонари.
— Они проснулись! — задохнувшись, прошептал Винтя, будто впервые увидел скрепленные невидимой нитью бусины огней.
— Они днем спят, — рассуждал он на ходу. — Значит, не все спят ночью? Например, звезды. Почему сны можно видеть только с закрытыми глазами, а звезды — наоборот?
Дома он долго возился за своим столом, наконец подошел ко мне и протянул лист бумаги.