Покрутив мысль так и эдак, посланец отложил её на время и занялся первым охранником. Тут всё было проще и в то же время сложнее. Во‑первых, явно нежить. Во‑вторых, явно разумная. Вот только какая и, опять же, откуда взялась? Старик сам поднял? Если да, то почему только сейчас? И что такого плохого произошло, что могущественному без преувеличений магу вдруг понадобилась защита? Или этот немёртвый откуда‑то выкопался, а некромант его себе прибрал? Но, опять же, зачем? На старости лет игрушку захотелось? Хороша игрушечка! Особенно если этот — вампир. Такое возможно?…
Тренированная память услужливо вытащила из своих глубин всё, что было известно об Ужасе Ночи — легенды, сказки, слухи. А что поделать, если достоверных сведений не сохранилось даже в храмах? Из недостоверных же с небольшими вариациями получалось следующее: пьют кровь, боятся чеснока и солнечного света, не боятся серебра, не могут войти в дом без приглашения, умеют затмевать своей жертве разум. Выглядят как люди. Могут обращать других, укусив. Укушенный становится младшим вампиром, полностью преданным обратившему. Мало того, что мало, но ещё и неизвестно, можно ли этому верить! А если…
Наконец дверь башни отворилась снова, и закутанный, быстро преодолев расстояние до курьера, протянул ему всё тот же футляр, но запечатанный другой печатью. Впрочем, само послание приказчика почти не волновало. В отличие от внешнего вида нежити. Однако и в этот раз разглядеть удалось слишком мало — уже виденную тощую руку, такой же тощий лишённый даже следов растительности подбородок и тонкие очень бледные губы. Ни торчащих клыков, ни каких‑либо когтей. «А может, и не кровосос, — с сомнением подумал Гжирни. — А если нет, кто тогда?» — в последний раз поклонившись (оба стражника опять ответили вежливыми кивками), он осторожно развернулся и медленно, чтобы не создать впечатления бегства, направился к ведущей вниз тропе.
Зябко передёрнув плечами, Зехван попытался ещё ближе придвинуться к небольшому костерку, специально для него разведённому одним из патрулирующих окраину леса гоблинов. Однако спустя всего лишь полминуты край отсыревшего плаща, в который укутался посланец одного из иерархов Храма, затлел, и хумансу пришлось срочно отодвигаться подальше от единственного на полянке источника тепла. «Проклятый колдун! — привычно, без всяких эмоций буркнул жрец, сбивая ладонью искры. — Когда ж ты сдохнешь‑то?!»
Как ни странно, где‑то в глубине души Зехван вовсе не желал брату Римзо ничего плохого, а тем более — смерти. Не желал, поскольку несносный маг в сложившейся ситуации был для посланца если не дорогой к верхним этажам храмовой пирамиды, то уж во всяком случае тропой. Пусть узкой, каменистой, неудобной. Пусть. Главное — она была, а значит, была и надежда по ней подняться, получить пусть маленький, но кусочек могущества, а не оказаться под старость затворником в каком‑нибудь из захолустных монастырей, по причине телесной немощи приставленным к протиранию пыли с полок или иной подобной работе. Да, эти старики пользовались уважением несмотря даже на то, что характеры у некоторых становились невыносимо склочными. Но и только. С ними даже посоветоваться о делах обители далеко не всегда считали нужным. Уж Зехван‑то на подобное насмотрелся: и в юности во время обучения, и совсем недавно, сидя в родном монастыре в ожидании, когда предполагаемые шпионы других досточтимых братьев перестанут обращать на него внимание. Вот во время этой отсидки как раз и пришла в голову мысль о тропе наверх. И если бы не превратности пути…