Теперь ежедневно водолазный бот подходил к Графской пристани и Охрименко уходил на внутренний рейд. Тренироваться. Учил розовощекий богатырского сложения старшина Леонид Викулов. По нескольку часов в день, вопреки всем правилам…
Когда обучение было закончено, поступила команда: «Ждать тумана!» И как только белая пелена закрыла бухту, бот вышел на внешний рейд. Подошли к бую, поставленному над миной, старшина хлопнул по шлему: «Давай!» — и Охрименко пошел на двадцатиметровую глубину…
Мину он обнаружил у скалы. Она лежала среди темно-зеленых водорослей, полуприкрытая парашютом. Осторожно ступая, он приблизился, отсоединил стропы, осмотрел корпус. Дернул сигнальный фал: «Поднимай!»
Во время второго спуска предстояло снять мастичные слепки с болтов и горловины. Он старался выполнить эту работу как можно аккуратней и удивился, что его вызывают на поверхность.
Что делается наверху, он не знал — телефон был отключен (опасались, что даже слабый индукционный ток может вызвать взрыв)…
В ту же минуту по шлему как будто ударила кувалда. Потом еще раз. На какое-то мгновение он потерял сознание. Очнулся: перед глазами круги, за ворот течет что-то липкое. Уже на палубе, весь в крови (она текла из носа и ушей), понял: туман рассеялся и бот обстреливают! Припадая на правый борт, как на раненую ногу, бот уходил из-под обстрела.
…Пока катер ремонтировали, Охрименко по слепкам изготовил латунные ключи.
Под прикрытием тумана вышли в третий раз. Теперь самое главное — отдать болты, извлечь гидростатический предохранитель, запальный стакан…
За стеклами шлема колышется зеленая мгла, тяжелый костюм сковывает движения. Только бы не ошибиться! Поворот ключа, другой…
Тут выяснилось, что крышка горловины не выворачивается. Мешает скала. Спустился Викулов. Вдвоем они развернули мину.
Потом Охрименко остался один. Его снова ударило по голове при подъеме. Теперь он знал, что это такое: фашисты открыли огонь, в воде рвутся снаряды…
Следующий спуск врачи категорически запретили: вторая контузия подряд.
— А вы сможете руководить действиями водолаза с борта? — спросил командующий.
— Смогу.
Под воду пошел Викулов. Хорошо, что туман в тот день не рассеялся.
Мину отбуксировали в бухту Песчаную. Сохранилась фотография: Охрименко в кителе, на рукавах нашивки капитан-лейтенанта. Рядом мина. Снимок не совсем точен. Во время разоружения на нем был подпоясанный бечевкою ватник (металлических пуговиц специалисты опасались тоже).
…Он опять был один на один с миной. Все укрылись в траншее, за несколько сот метров. В кромешной мгле просверлил отверстие в колпаке — приборном отсеке. Дождался рассвета и убедился, что фотоэлемента, соединенного с запалом, в мине нет. Затем поставил перед колпаком патефон, опустил мембрану на пластинку и прыгнул в окоп. Окоп, в общем-то, был отрыт для видимости. Окажись в колпаке звуковая «ловушка» — Охрименко разнесло бы в клочья…
Заговорили, запели на разные голоса скрипки. Композитора он не запомнил, знал только название пластинки: «Аллегро с огнем».
Надо было вынуть из мины капсюль-детонатор. Он повернул нажимное кольцо, удерживавшее крышку горловины, — и в тот же момент внутри корпуса мины раздался глухой удар. А вслед за ним отчетливое: тик-так, тик-так, тик-так. Заработал часовой механизм!
Он встал, отряхнул песок и медленно пошел к траншее. И каждою клеткою тела, каждым нервом ощущал: сейчас за спиною рванет, и все будет кончено…
Взрыва не произошло. Убежденные, что мину нельзя поднять, фашисты не предусмотрели никаких «ловушек». Взорвался капсюль. Замыкатель сорвало со стопора, и он бил по корпусу…
Когда все было кончено, когда его окружили со всех сторон, поздравляли, жали руки, капитан 2 ранга Морозов попросил:
— Надень китель, я тебя для истории сфотографирую…
…Он спал целые сутки, проснулся, стал бриться и увидел на висках седые волосы.
А мина? Выяснилось, что она имела комбинированный взрыватель, в котором было два канала: электромагнитный и акустический. Чтобы цепь замкнулась, должны были сработать оба. Следует ли говорить, что минеры-черноморцы нашли способ разгрызть и этот орешек?
Севастополь держался еще три месяца. И все эти месяцы удерживал у своих стен двухсоттысячную армию Манштейна. Вот как много значила мина, разоруженная Охрименко под водою!
Если бы Григорий Николаевич совершил только это, хватило бы вполне, чтобы рассказывать о нем внукам и правнукам. Но он совершил еще один подвиг. В конце войны.
В ту пору он командовал бригадой траления Дунайской флотилии.
Холодный ветер гулял по реке, а все вокруг, казалось, было раскалено. От орудийного грома, от огненных всполохов над островерхими горами. Войска 3-го Украинского фронта наступали. И вместе с ними шли по Дунаю корабли флотилии. Впереди — бригада траления. 20 октября 1944 года освобожден Белград, наши подходят к Будапешту. Фронт требует подкрепления — их срочно перебрасывают на правый берег. Надо спешить вслед за наступающими войсками — и по реке мчатся бронекатера, торопятся, фыркая буксиры… Гитлеровцы, отступая, взрывали мосты, разрушали железнодорожные пути. Дунай оставался единственной дорогой, но на ней то и дело попадались мины.
Набычив каменные лбы, уставились друг на друга Карпаты и Балканы в гулком коридоре Железных Ворот. А за ущельем снова простор широкого плеса. Здесь, у румынского села Молдова-Века, скопилось в конце октября 1944 года свыше ста судов каравана, сформированного для дальнейшего следования к фронту: буксирные пароходы, баржи с горючим и боеприпасами, понтоны для наведения переправ, госпитальное судно с выздоровевшими бойцами…