Данилин опять вылез из своего тесного кресла, тяжело ступая, прошелся по большому мягкому ковру, сухо покашлял.
— Капиталистическое окружение дает нам не только шпионов и диверсантов, оно дает также дурной пример и вдохновение мелким преступникам. Об этом всегда надо помнить… А к этому случаю приглядитесь получше.
Наступила продолжительная пауза. Перед глазами Шатеркина стоял вчерашний преступник: с острой куриной грудью, долговязый, как чахлое растение. В лице — наглая самоуверенность и вызов, на безымянном пальце левой руки — золотой перстень с крупным дорогим камнем. Шатеркину кажется, что он и сейчас слышит его неприятный слюнявый голос: «Прошу прошения, капитан, я не Роман Онучин, я — Том Штюбер!»
Профессор подошел к письменному столу, открыл толстый учебный журнал.
— Так что же, студент, приступим к делу?
— Я готов, Сергей Владимирович.
— Вот и отлично. Сегодня, кажется, девятнадцатое июля?
Но только Данилин перевернул листок откидного календаря, сделал отметку в журнале и начал обдумывать вопрос для Шатеркина, на столе задребезжал телефон. Профессор, недовольно поморщившись, взял трубку.
— Да, я слушаю… Кто?.. Ах, вон что… — хохлатые брови нависли над глазами. — Но, батенька мой, он в настоящий момент не начальник отделения, а всего-навсего студент и сдает зачет… Неотложное дело?.. В таком случае подчиняюсь вашему указанию, товарищ старший лейтенант. Но учтите, ответственность за последствия ложится на вас, — пошутил Данилин и, передавая трубку, проворчал:
— Везде разыщет.
— Слушаю, Алексей Романович… Что? — отрывисто переспросил Шатеркин, дунув по привычке в решетчатый микрофон. — Обнаружен человек?.. Понятно. Доложите полковнику — выезжаю на место.
Шатеркин осторожно положил на рычаг трубку и виновато поглядел на профессора. Данилин пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, Николай Иванович. Зачет по криминалистике не состоится по вполне уважительной причине. Ступайте сдавать ее на живом деле, да не провалитесь, двойка на живом деле — непростительно!
Шатеркин торопливо застегнул, папку и, простившись с Данилиным, быстро вышел из кабинета.
2. Труп под черемухой
Старший лейтенант милиции Котельников встретил Шатеркина у подъезда. Он был, как всегда, подобран и энергичен в движениях.
— Все готово, Николай Иванович, выезжать можно сию же минуту. Что касается этого дела, я тут…
— А где доктор? — нетерпеливо спросил капитан.
— Он уже выехал и будет ждать нас на месте.
Котельников торопливо, короткими затяжками, докурил сигарету и сильным ударом ладони выхлопнул из янтарного мундштучка окурок.
— Риф готов?
— Будьте покойны! У старшего лейтенанта милиции, как у хирурга, все в полном порядке.
Они забежали во двор, и едва дежурный милиционер успел растворить большие железные ворота, на улицу с оглушительным треском выкатил мотоцикл. Шатеркин сидел за рулем, Котельников — позади него, на втором сидении, а в прицепной пассажирской лодочке, беспокойно поводя носом, с надменной важностью поглядывала по сторонам большая остроухая овчарка Риф.
Машина шла с большой скоростью по широкой асфальтированной трассе. Теплый и цепкий ветер во весь голос распевал озорную неугомонную песенку, туго хлестал в лицо. По обочинам дороги в неудержимом галопе мелькали одинокие сосны, кусты шиповника, а дальше, словно в хмельном свадебном хороводе, кружились нарядные пригородные дачи, сады, затянутые розовой дымкой, стеклянные крыши оранжерей. Еще дальше возвышались горы, покрытые сплошным темным лесом.
На повороте, откуда шоссе почти под прямым углом уходило в сторону леса, стоял милиционер. Шатеркин затормозил машину.
— Вам направо, товарищ капитан. Вот по этой тропке.
Оставив мотоцикл милиционеру, Шатеркин и Котельников свернули с шоссе, прошли сотни три метров по мелким, цепляющимся за одежду кустарникам и оказались на берегу полноводной и широкой реки.