Все девять грозовых пророков и чернокнижник Арвида, что оставались на мостике, прервали обряды прозревания варпа. Наранбаатар, самый могучий шаман после Есугэя, умудренный годами воин с резным эбеновым посохом в руке, с неожиданно напрягшимся лицом посмотрел на высокий потолок отсека.
Послышался шум, словно кто-то проводил стальными шипами по ржавому железу, оставляя глубокие борозды. Со всех сторон купола донеслись оглушительный лязг и скрежет.
Примарх узнал эти звуки. Сколько Хан себя помнил, они пребывали в его снах, услышанные в полете меж вихрей огня и льда, — до того, как он впервые по-настоящему обрел самосознание на Чогорисе.
Тогда те, кто их издавал, тоже пытались прорваться внутрь.
— Слушайте! — крикнул Джагатай, ступая к краю командной площадки. Все лица на мостике повернулись к нему: служителей за штурманскими пультами, офицеров в белых мундирах, легионеров на каждом пересечении рядов и у входов на платформы, провидцев с костяными амулетами и посохами, увенчанными конскими хвостами. — Сейчас мы во владениях богов. Это их дом, и они не потерпят в нем присутствия смертных.
Корпус снова завибрировал под тяжелыми ударами снаружи. В адамантии не возникли трещины, поскольку обитатели эмпиреев старались пробить не слои реальной материи, а психические барьеры техноколдовства, что окружали ее.
— Они идут, желая снова пролить кровь, — сказал Хан своим людям. — Но мы уже достаточно истекли ею, и другие отдали свою, чтобы привести нас сюда, поэтому больше враги ничего не получат!
Первая когтистая лапа прорвалась через внутренний потолок, мерцая подобно гололиту. По мостику растекся резкий, сводящий с ума аромат духов, за которым последовали протяжные вскрики иного мира.
Каган выхватил тальвар. Все воины на мостике подняли клинки. Стучали варп-ставни, стонали варп-двигатели.
— Они жаждут повергнуть нас, потому что мы ведем остальных! — воскликнул Хан, шагая к Арвиде. — Мы не вправе погибнуть!
Еще несколько клешней пробилось внутрь. Эфирный визг достиг лихорадочных высот. Сквозь толщу металла проникли шипастые бичи, что извивались, будто обладая собственным разумом, и внутренние щиты над отсеками мостика — последний слой поля Геллера — раскололись.
— Примем же бой! — взревел Каган, непреклонный пред лицом демонической стаи. — Примем бой здесь! Мы — талскары, сыны Чогориса, и это наше последнее испытание!
Твари ринулись внутрь, вереща и завывая, прокладывая путь для величайшего кошмара. Подобно огромным каплям, они скользили вниз с потолка — рогатые, с изящными конечностями, клешнями вместо рук и раздвоенными копытами.
— До конца времен! — прогремел Хан, готовясь к схватке. — Мы отвергаем тьму!
И все смертные возвысили голоса в ярости и согласии, бесстрашные перед легионом ужасов, что вырывался из цельного металла и тянул к ним когти. Схватив все оружие, оставшееся у них, бойцы рванулись за примархом в битву на корабле, который стремительно углублялся в эфир по заброшенным дорогам.
— Каган! — вскричали они, заглушив вопли эмпиреев. — Орду гамана Джагатай!
Воинства сошлись, и демоны бросились на людей, и закипело сражение на борту «Копья небес», несущегося сквозь недра самого варпа.
Глава двадцать шестая
Арвида не видел демонов, хотя чувствовал их присутствие. Когда твари вторглись на «Копье небес», сознание псайкера было сосредоточено на варпе. Обычные глаза он держал закрытыми, его тело лежало ничком, разум был обращен внутрь себя и, следовательно, к эфиру снаружи.
Ревюэль ждал, что переход запустит изменение плоти, подвигнет искажающий ужас пробудиться и завершить мутацию, но на деле случилось обратное. Как только флагман вошел в разлом, давление в висках Арвиды исчезло, шум в ушах утих, а боль в суставах ослабла. Он не сразу осознал истину: место, в которое они проникли, было защищено от основной массы Смятения. Громадные стены психической материи сдерживали волны варпа, прикрывая весь флот текучим колдовским барьером. Корабли неслись по гигантским туннелям, которые были прорыты в основании имматериума, словно червоточины в самом фундаменте мироздания.
Сознание Ревюэля, избавленное от битвы с деградацией тела, помчалось вперед и обогнало быстрейшие звездолеты. Псайкер видел множество ветвистых путей, что объединялось в умопомрачительно запутанную сеть. Чем дальше он заплывал, тем громаднее становилась эта галактическая паутина каналов и переходов, связанных, пересеченных, обвитых и сплетенных с сотнями других. Человек не мог даже постичь ее, не говоря о том, чтобы построить.
Здесь не было Астрономикона, только бесконечный головокружительный лабиринт туннелей, которые извивались сквозь тьму, напитанные чарами более древними и великими, чем любые из знакомых Арвиде. Даже на Просперо в зените его славы не знали подобной магии.
Он вспомнил последние слова Есугэя:
«Им понадобится поводырь».
Навигаторы не провели бы флот по этому пути, ведь их обучали воспринимать свет Императора среди потоков истинного варпа. Напрягая волю, Ревюэль вновь спроецировал сознание далеко вперед. Псайкер изучил сеть каналов, определил, какой из них проходит ближе всего от цели, и озарил дорогу ментальным лучом, за которым мог следовать любой пси-одаренный индивидуум.
Это сработало. Один за другим корабли армады легли на указанный им курс. К тому моменту они уже мчались быстрее мысли, на несколько порядков стремительнее, чем обычно перемещались человеческие космолеты. Их несли вперед стихийные силы, что ярились и пылали в сокрытых туннелях.
Вначале Арвида отслеживал маршрут бессознательно, полагаясь на свое предвидение. Паутина дорог разрасталась перед ним, огромная и сияющая, как золотая вуаль на лице вселенной. Вопреки рассудку, Ревюэлю захотелось подольше задержаться тут — изучить сеть, отследить тысячи ее путей и разгадать все их тайны. В проносящихся мимо размытых пятнах он замечал чудеса, погребенные еще ниже: огромные провалы, уходящие в непроглядный бархатный мрак; великие залы, что блистали подобно жеодам,[33] озаренным звездами; скопления красноватых облаков, которые полыхали изнутри; колоссальные мерцающие сталагмиты, выстроенные кольцами вокруг черных шаров скованных солнц.
Флот уходил все глубже. Арвида ощущал, как его мыслей касаются иные разумы, совершенно не знакомые и чуждые. Их наполняла горечь королей, давно свергнутых и лишенных армий, которые вынуждены наблюдать за буйством захватчиков на землях, некогда оберегаемых ими. Ревюэль чувствовал не только их презрительный гнев, но и бессильную опустошенность. Они были призраками, всего лишь памятью о древних силах, и льнули к туннелям, как завитки дыма к уголькам.
Арвида сосредоточил внутреннюю мощь. Освобожденный от кошмаров изменения плоти, он сумел подняться выше в Исчислениях и воспользоваться методами прозревания, которым обучился в Тизке. Видения помчались на него камнепадом, беспорядочно накатываясь друг на друга. Псайкер узрел тысячу планет, что кружились в пустоте, — разоренные, или осажденные, или объятые пламенем войны. Он увидел на пороге реальности бесчисленные орды демонов, готовые к прыжку через брешь, и с жуткой ясностью осознал, что они сотворят с миром людей.
Потом Ревюэль вспомнил, что предстало его глазам в Темном Зеркале.
Он вспомнил планету чернокнижников, темную башню и ряды магов в рясах, бредущих к ней. Он вспомнил расколотого бога, из прежней сути которого остался неизменным лишь одинокий глаз.
Если это место существовало, Арвида мог направить флот туда. На мгновение его мысли осторожно поползли в нужном направлении, пытаясь определить, простирается ли сеть настолько далеко.