Свое путешествие Свами Абхишиктананда продолжил в Алморе, где исторически было довольно много православных (православие — это христианская традиция, весьма не чуждая Индии), и встретился там с неким русским художником, имя которого осталось неизвестным. Этот человек был неплохим портретистом и написал два портрета Свами. Такова была его первая встреча с русской культурой (надо отметить, что впоследствии у монахов Шантиванама были некоторые контакты с православием, в частности особый интерес к ашраму проявлял русский православный митрополит из Англии Антоний Сурожский (Блум), известный своими медитативными размышлениями, некоторые из которых поразительно напоминают идеи Ле Со и Гриффитса. Митрополит лично встречался с отцом Бедой и находился в дружеских отношениях с ним). Что касается портретов, то они показались Абхишиктананде весьма правдоподобными и отражающими внутреннюю суть его души, и он написал об этом своему другу отцу Лемарье:
«Эти два портрета поразительно и глубоко правдивы. За маской скрывается то, чем я должен быть, и это хорошо показано. Один из них демонстрирует чистое Существо, не мертвое, и не живое, не ограниченное ни временем, ни пространством… Другой определенным образом являет воскресение, возвращение к миру, причем таким способом, который опять-таки поражает…»[59]
Размышления, связанные с этими портретами, помогли Абхишиктананде взглянуть на себя под другим углом, другими глазами. Они стали лейтмотивом его следующей поездки в два священных гималайских города — Кедранатхи Бадринатх. Первый считается вечной обителью Шивы, второй связан с культом второго лица индуистского Тримурти — Вишну-Нарайяной. Для Саами оба были проявлениями Единого Космического Христа, Пуруши, и он, вдохновленный своим паломничеством, восклицал: «Единственный Господь Кадара — Христос!» Кедарнатх настолько воодушевляет Абхишиктананду, что он непроизвольно погружается в глубокую медитацию и снова возвращается к осознанию всеединства, которое он обрел во время затворничества в Мауна Мандире: