«Войдя в воды Ганги, Марк произнес древнюю формулу отречения. Я присоединился к нему. Он погрузился в воду, затем я поднял его, после чего мы пропели наши любимые мантры, обращенные к Пуруше. Он выбросил всю свою одежду в Гангу, и я принял его словно из материального лона. Мы надели на него одежду огненного цвета, передали ему махавакьи (священные формулы из Упанишад), и я отправил его "туда, откуда нет возврата"»[69].
Выйдя из вод Ганги, Марк получил новое монашеское имя: Свами Аджатананда, которое переводится как «Блаженство Нерожденного», дав начало новой традиции христианского монашества в Индии. Аджатананда невольно стал образцом для десятков христиан, пожелавших разделить древнюю практику индийских отшельников, а в 2006 г. в штате Уттар-Прадеш открылся экуменический ашрам, носящий его имя.
В течение всего времени после санньяса-дикши Аджатананды с Абхишиктанандой начали происходить важные изменения: им управляли силы, которые он не мог контролировать. Ему постоянно являлись различные символы, под знаком которых проходили дни: как правило, это был либо Илия в своей огненной колеснице, либо Дакшинамурти — воплощение Шивы в образе молодого гуру, либо огненная колонна на вершине Аруначалы. К этому периоду он уже четко определился с задачами своей миссии, и с противоречиями, которые разрывали его душу, было покончено. Его псевдонимом становится слово «Сету», «Мост», и он рассматривал себя в качестве передаточного звена между миром Востока и Запада, действующим ради просветления всего человечества:
«Мое послание не имеет ничего общего с какой бы то ни было дхармой. Таково любое послание, идущее из глубины [сердца]. Хотя послание Упанишад имеет ведические и брахманические корни и их формулировки происходят из этих корней, оно "самосветящееся", свапракаша. Оно являет свет, происходящий из самых глубин, и само становится его отражением. Точно так же и Евангелие не связано с иудейским миром, в котором оно было явлено. Это знание универсально, его истинные ценности растопили восковые соты иудейского и греческого миров и извлекли мед, который в них хранился. Это знание — эхо глубин человеческого сердца, которое несет послание любви, самопожертвования и истинных взаимоотношений. Это послание божественности каждой личности. Послание Упанишад, пройдя по мутным водам каналов, невероятно отдаленным от Источника, сформировало индийский образ мысли, а послание Евангелия, пройдя тот же путь, — западный. Человек (измотанный религией, межрелигиозной рознью и самосвятством) возвращается к Источнику, когда встречается лицом к лицу с самим собой, со своими собственными глубинами. Тогда он осознает, что "он есть" в гораздо большей степени, чем когда использует любой вид анализа, даже философского (экзистенциального) анализа»[70].
С другой стороны, Свами полностью разрушил предубеждения его греческого ума, касавшиеся проявления Божественного в индуизме. Теперь образ Кришны для него был таким же полноценным образом Абсолютной Тайны, как и образ Христа. Остатки сомнений сгорели в огне медитации и молитвы, и он был способен передать это чувство своим ученикам:
«Господи, кто Ты? Существуешь ли Ты? Я не могу продолжать… Отличен ли Ты от моего брата, в чьем лике отражен мой лик? Отличен ли Ты от воды, земли, огня или чего-либо сделанного из них? Почва, находящаяся в глубине меня, есть глубина всего сущего — это лик, это Ты Сам, Ты видишь меня в этой глубине, и это также я сам, я сам обращаюсь к себе самому. Так ли это? Отличен ли Ты от этой Тайны, от Брахмана в глубине меня, от всего сущего? Я имею в виду, отличен ли Ты от этой Абсолютной Тайны, которую нельзя назвать по имени? Это "Я", это "Ты" — это проекция меня самого? Это последняя попытка спасти меня перед Твоим ликом? Ты Ишвара? Ты Пуруша? Ты Кришна? Ты Иисус? Отличен ли Ты от меня?