Иоанн XIII и до Собора вызывал уважение большинства католиков мира, а в Италии он был национальным героем. Итальянцы называли его «Добрым Папой», а сразу же после его смерти 3 июня 1963 г., он стал именоваться в народе «блаженным» (этот титул был официально подтвержден Церковью, которая провозгласила понтифика таковым вскоре после его ухода). И все-таки, несмотря на то что многие документы Иоанна XXIII во многом предвосхищали решения II Ватиканского Собора (например, энциклика «Расет in Terris», в которой Папа развивал принципы мирного сосуществования народов и культур), большинство идей его отцов оказались сюрпризом для очень многих и даже привели к схизматическим расколам противников нововведений: самый громкий из этих скандалов, связанный с деятельностью ультраконсервативного архиепископа Марселя Лефевра, отлученного в 1980-е гг. от Церкви Иоанном Павлом II, до сих пор не утих. К сожалению, сам Иоанн XIII так и не смог официально провозгласить ни одного из соборных постановлений: он умер в самый разгар работы Собора, уступив место своему преемнику Павлу VI, которому предстояло провести радикальную реформу церковной жизни. 21 ноября 1964 г. Павел VI обнародовал один из самых важных документов Собора — догматическую конституцию «Lumen Genitum» (о Церкви в современном мире), в которой впервые за много веков Рим признавал, что
«…к католическому единству Народа Божия… призваны все люди; ему по-разному принадлежат или соотносятся с ним и верные католики, и другие верующие во Христа, и, наконец, все люди без различия, предназначенные благодатью Божией ко спасению…»[77]
Стоит отметить, что, конечно, этот документ не предлагал четкого и однозначного учения о спасении: его сотериологическая составляющая весьма расплывчата и может иметь много толкований, но этот текст стал важной зацепкой для многих теологов, пытавшихся обосновать свои позитивные представления о других религиях. Именно тогда вошло в обиход выражение «люди доброй воли», которое указывает, прежде всего, на нехристиан, которые также достойны познания Истины и спасения в христианском смысле. Таким человеком, например, по мнению Иоанна Павла II, был Махатма Ганди, «индус и индуист, по-своему глубоко проникнутый евангельским духом…»[78] Центральным понятием католической мысли после II Ватиканского Собора стало понятие диалога: Бог установил диалог с миром, и Церковь также должна вести этот «диалог спасения»:
«Такой диалог христиане должны вести не только между собой, но и с другими, нехристианскими религиями, со всем миром культуры и цивилизации, вплоть до тех, кто вообще не верует. Ибо Истину нельзя ограничить. Она — для всех и для каждого»[79].
Ключевой документ, касающийся отношения Католической Церкви к нехристианским религиям, и узаконивающий практику инкультурации и диалога, которую вели монахи-бенедиктинцы, был принят 28 октября 1965 г. и назывался он традиционно по первым словам текста «Nostra Aetate», «в наши времена». Основная мысль документа была выражена во втором разделе и стала поистине революционной:
«Католическая Церковь не отрицает ничего, что истинно и свято в этих [нехристианских] религиях. Она с искренним уважением рассматривает те… правила и учения, которые… приносят нередко луч Истины, просвещающий всех людей»[80].
Однако стороннее декларативное уважение не было самоцелью: к тому моменту стало ясно, что Церковь должна вести и какие-то активные действия в отношении всего многообразия религий на земле, поэтому далее Декларация говорит и о том, что