Мне очень хотелось, чтобы отношения между нами сложились иначе. Боюсь, что полюбила тебя уже в самую первую нашу встречу, но, к сожалению, этой любви оказалось недостаточно. Сердце разбито! Иногда кажется, что оно может просто остановиться.
Надеюсь, тебе удастся найти то, что ты отчаянно ищешь всю жизнь и что ни я, ни Эмили так и не смогли тебе дать.
С любовью, Джейн».
– О, Джейн, где же ты? – прошептал Филипп и осторожно провел пальцем по строчкам, словно очертания букв могли подсказать, куда уехала любимая.
Дома графа встретили холодные, враждебные взгляды слуг. Никто из них не знал, почему леди так внезапно исчезла вместе с девочкой. Однако репутация лорда вовсе не исключала, что он вполне мог сотворить что-нибудь ужасное и оскорбить обеих. Филипп ни разу не пытался никого переубедить и ни разу ни перед кем не извинялся. Единственное, что имело для него значение, это мнение самой Джейн и ее отношение к случившемуся.
Войдя в кабинет, граф просмотрел стопку свежей корреспонденции. Первым попалось на глаза короткое, сухое сообщение Ричарда о состоянии дел в поместье. Управляющий был одним из тех немногих, кто знал, что именно произошло страшной ночью – возможно, со слов Грейвза. С тех пор сам тон обязательных регулярных отчетов ясно показывал, что ни о каком продолжении товарищеских отношений не может быть и речи.
Уэссингтон раздраженно отбросил письмо в сторону и бегло просмотрел остальную корреспонденцию. Самым последним оказался конверт, подписанный аккуратным женским почерком. Филипп с любопытством сломал печать и взглянул на ровные, по-ученически старательные строчки. Подпись гласила: «Элизабет Керью». Имя ни о чем не говорило, но граф все же начал читать:
«Лорд Уэссингтон.
Сомневаюсь, что вы меня помните, но я сопровождала Джейн во время ее визита в Лондон прошлой весной – тогда, когда состоялась помолвка. Недавно к нам приезжал ваш посыльный, который очень упорно пытался выяснить, где в настоящее время может находиться леди Уэссингтон. Думаю, мне удастся помочь в настойчивых поисках. Дело в том, что у Джейн есть маленький домик, который она унаследовала от матери много лет назад…»
От волнения сердце Филиппа едва не выскочило из груди. Вот это действительно нечто стоящее. Впервые за несколько месяцев безуспешных блужданий появилась пусть и тонкая, но вполне явственная нить.
Джейн помешивала суп. Попробовала и одобрительно кивнула:
– Очень даже неплохо.
Словно соглашаясь, младенец, так заметно увеличивший ее фигуру, ощутимо толкнул.
– И ты тоже так считаешь? – С рассеянной полуулыбкой Джейн слегка потерла то место, в которое только что угодила крошечная ножка. Малыш уже рвался из темноты материнского чрева на белый свет.
В последнее время Джейн полюбила работать на кухне и успела добиться заметных успехов. Приготовление даже самых незатейливых блюд дарило ощущение покоя и стабильности, уюта и домашнего тепла. Жаль, что раньше она никогда не занималась этим чудесным делом. Миссис Хиггинс обучила молодую госпожу основам домашнего хозяйства и поспешила к тяжело больной сестре. Так Джейн и Эмили и остались одни в маленьком уединенном домике на берегу моря, предоставленные самим себе и собственным заботам. Отъезд домоправительницы оказался лучшим из всего, что могло произойти.
Теперь дни были до отказа наполнены простыми житейскими занятиями: готовкой, уборкой, стиркой, шитьем. Бесконечные дела и постоянный физический труд заполняли все время и приносили здоровую усталость, так что на сожаления и размышления о правильности принятого решения не оставалось ни минуты.
Джейн и Эмили чувствовали себя вполне счастливыми – во всяком случае, настолько, насколько каждая из них верила в возможность счастья в тех условиях, в которых они оказались волей судьбы. И даже то обстоятельство, что после страшного события Эмили приходила в себя не так быстро, как хотелось бы, не играло особой роли. Дни текли словно бесконечная река. На полное выздоровление разума и души оставалось вполне достаточно времени. А если говорить о младенце, который должен был появиться на свет через пару недель, а может быть, и раньше, то его ждал любящий, согретый нежностью и заботой дом. Скорее всего этому ребенку предстояло расти в очень скромной обстановке, без особняков, слуг, собственных пони и дорогих нарядов, но зато каждый день жизни обещал принести ему счастье и ласковую заботу матери и старшей сестры.
Как всегда, мысль о том, что Филипп так и не узнает о рождении своего второго ребенка, наполнила душу сожалением и чувством вины. Джейн постаралась не думать о грустном. Что изменилось бы, если бы муж узнал о грядущем событии? Ему все равно ни до чего нет дела. Он отверг первую дочь, не чувствуя по отношению к ней ни симпатии, ни ответственности. И к этому ребенку холодный лорд отнесся бы точно так же.
В голове закружились терзающие безжалостной яркостью и откровенностью образы. Лондонский сезон был в полном разгаре: балы, приемы, театры, развлечения, женщины. Так много женщин… интересно, Маргарет все еще его постоянная любовница? А есть ли другие? Образы терзали душу и разбивали сердце. Джейн даже зажмурилась, всеми силами пытаясь прогнать жестокие видения.
Как мог Филипп вести себя настолько безжалостно и равнодушно? Как сама она могла оставаться такой наивной, слепой дурочкой? И как после всего, что произошло, можно до сих пор любить этого странного, ненадежного, непредсказуемого человека?
– Мутная вода, – раздражено пробормотала Джейн. – Хватит думать, хватит мучить себя.
Ребенок снова толкнул. Джейн глубоко вздохнула, медленно опустилась на стул возле небольшого кухонного стола и положила голову на руки. В эту минуту в дверь настойчиво постучали. Посетители появлялись редко, особенно в столь поздний час. Здесь, на морском берегу, соседей было мало, а деревня располагалась не близко. Стук повторился, однако Джейн не нашла в себе сил встать и подойти к двери.
– Эмили, будь добра, посмотри, кто там. Послышались быстрые шаги девочки, потом раздался скрип открывшейся двери, прозвучало короткое приветствие. От удивления и неожиданности Джейн едва не задохнулась.
– Здравствуй, папа. – Эмили бесстрастно смотрела на отца. В простой дорожной одежде он казался совсем иным: старше, серьезнее, печальнее.
– Здравствуй, Эмили. – Филипп с трудом проглотил застрявший в горле комок. Дочь так изменилась, что поначалу он даже не узнал ее. Взрослые, серьезные голубые глаза казались слишком большими на заострившемся бледном личике. Прекрасные темные волосы коротко острижены и зачесаны назад. В черной рубашке и черных штанишках Эмили выглядела словно худенький мальчик-подросток. Граф протянул было руку, чтобы погладить дочь по плечу, но Эмили тут же отстранилась.
– Эмили не выносит, когда к ней прикасаются, – объяснила подошедшая Джейн.
– Прости, Эмили, – пробормотал Филипп.
Такого он не ожидал. Черт возьми, ведь трагическое событие случилось несколько месяцев назад. Когда же Эмили придет в себя? Расстроившись, граф попытался начать разговор заново и перевел взгляд на Джейн.
Она выглядела невыразимо прекрасной. Стояла перед ним печальная, усталая, но со светящимся внутренней жизнью лицом, ясными изумрудными глазами, гладкой и нежной кожей. Граф хотел было протянуть к жене руку так же, как и к Эмили, однако мысль о том, что Джейн тоже может испуганно отшатнуться, казалась поистине невыносимой. Молча стоя перед дверью, Уэссингтон пытался вспомнить хотя бы некоторые из тщательно подобранных и отрепетированных слов, но ни одно из них почему-то не приходило на ум.
Не в силах вынести напряжение, Джейн первой нарушила молчание:
– Что ты здесь делаешь?
– А как ты думаешь?
– Понятия не имею.
– Приехал, чтобы забрать вас домой. – Эмили мгновенно вспылила:
– Я никуда не поеду! – Потом умоляюще взглянула на Джейн: – Он ведь не может нас заставить, правда?