Но странное дело: то, что доводило до неистовства его, успокаивало демона внутри. Как котенок, он сворачивался клубком и урчал, словно ластясь к хозяйке, которую так долго и отчаянно искал.
– Одумайтесь, он слишком норовистый, – зашептал он на ухо Йордену.
– Вот видишь, даже дворняга считает, что наездник из тебя никудышный, – к ним подошел Дражен.
– Молчать! – Йорден влепил Микашу увесистую затрещину. – Ты это нарочно, да? Держи его крепче, на что тебе эти лапищи, а?
Микаш снова подвел коня к скамье. Йорден наконец-то взобрался в седло.
– Пусти! – приказал он.
Микаш отступил на шаг. Пускай грохнется, может, тогда спеси в нем поубавится.
Конь начал тревожно перебирать копытами, взбрыкнул, извиваясь всем туловищем, подобно змее. Йорден кренился в разные стороны, грозясь выпасть из седла, но все-таки удержался.
Конь замер.
– Смотрите, я его усмирил! – похвастался тот.
Просвистел мелкий камень, врезался в напряженный круп. Жеребец подскочил и помчался к распахнутым воротам. Йордена качнуло вперед. Он повис на одном стремени, едва цепляясь за гриву. Раздался треск, всадник вместе с седлом свалился в пыль, а конь понесся прочь от замка, сверкая подкованными копытами. Присутствующие дружно засмеялись, Дражен с Фанником – громче всех.
Йорден бранился и скулил сквозь зубы, пытаясь отскрести себя с земли. Микаш поднял его на ноги и отряхнул.
– Ах ты двуличная сволочь! Сын помойной сучары! – каждое оскорбление сопровождалось тумаком или оплеухой. Микаш молча терпел, но Йорден от этого свирепствовал еще сильнее. – Слышите, это он подрезал подпругу, он! Я бы не упал!
– Плохому танцору и ноги мешают? – ужалил его Дражен, не прекращая смеяться. – Догонять хоть будешь? А то конь вперед тебя до Заречья домчит.
От Микаша наконец-то отстали. Он обернулся к башне, откуда за ним до сих пор наблюдали принцесса и ее несносный братец. Молодец, шутник, – отвлек разговорами и подрезал подпругу на седле. Что за детская выходка такая?
«Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Наш мир – мир глупых условностей. То, за что мы готовы все отдать, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобой, а сделать ничего, совсем ничего не можем».
Микаш не выдержал и мысленно отругал их: «Глупые дети!»
«Сам ты глупый! Как твое имя?» – отозвался в голове голос принцессы.
Снова отразила его дар?
«Никак. Я никто! Забудь меня, забудь все! – В этот раз не получилось. Видно, не желал Микаш этого, не мог заставить себя пожелать. – Не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя».
– Чего встал, увалень? Лови лошадь давай! – Йорден отвесил ему подзатыльник.
Конюх догадался вручить Микашу коня. Не сказав ни слова, он вскочил в седло и вдавил пятки в бока с такой силой, что лошадь сорвалась с места и помчалась за жеребцом, поднимая столбы пыли. Будто за ними гнались демоны. Микаш уже не слышал, как белоземские дозорные присвистывали за спиной:
– Горячий парень! Зареченская кровь огнем кипит!
Она проснулась от толчка в бок.
– Осквернила семейное святилище храпом, а, сестренка? Или скорее борьбой с одеялом, – раздался над ухом ехидный голос Вейаса. Он сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался своей шутке.
Лайсве недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Ночной гнев и принятые сгоряча решения растворились в памяти, как зыбкие сны, вместе с мечтами о странствиях и свободе.
– Не хмурься, а то похожа на сморщенную сливу. Держи, – Вейас достал из свертка пару теплых пирожков с зайчатиной и вручил Лайсве. Ее живот тоскливо заурчал, напоминая, что она не ела со вчерашнего утра.
– Тебя привел отец?
Сам родитель показываться не пожелал. И хорошо. Лайсве до сих пор злилась. Но наверное обижаться было глупо: мужчины все такие.
– Нет, он отдал мне ключ. Сказал, что я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти хозяин замка. – Брат выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а Лайсве придется уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет ее, как не принял жених? – Чего ты все грустишь? Улыбнись!
В свертке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и сливочным кремом. Вейас испачкал в нем палец и измазал сестре лицо.
– Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а значит, уезжать никуда не придется.
Она печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас все-таки ребенок. Даже хуже нее.
– Ты знаешь, что это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Отец за меня не заступится.