Оказывается, коридорная даже не заметила нашего трёхдневного отсутствия. Каюта была заперта. Ключи были у нас. Всё было цело. Только арбуз порядочно прокис. Но, мучимые голодом, мы его с жадностью съели.
Нина нас не баловала новостями. Телеграммы мы не получили больше ни в Царицыне, ни в Астрахани. Как это нас мучило! Мы простились с нашей каютой, которой так плохо воспользовались. Астрахань произвела на нас унылое впечатление. Запомнились деревянные мостовые, рыбачьи сети на берегу, полуразрушенный Кремль.
У нас был целый день до морского парохода. Мы взяли лодку, уехали на острова и там в полном одиночестве провели день на золотых отмелях, то купаясь, то загорая среди зарослей шелюги.
«Анастас Микоян» отошёл вечером. У нас опять была каюта второго класса и мы, измученные, скоро заснули. Было душновато. Наутро мы занялись осмотром судна. Якоря, кабестаны, тали, лебёдки, всё нас занимало, так же как и грузы, наваленные на палубе. Днём в каюте стало нестерпимо душно. Мы уселись на скамейке на палубе.
— Подходим к траверзу Махачкалы. Будет болтанка.
Предсказание начало сбываться. Пассажиры стали бледнеть и постепенно исчезали с палубы. Мы решили не уходить и крепиться, сколько сможем. Мутило всё больше, но мы отвлекались чтением и шахматами. Вахтенный матрос, ходивший мимо туда и сюда, похвалил нас и сказал, что мы самые стойкие пассажиры на «Микояне».
Вечером мы спустились в каюту. Качка уменьшилась, но там было нестерпимо жарко, душно, пахло машинным маслом и кухней. «Ничего себе второй класс», думали мы. Ночь кое-как прошла. Приближались к Баку. Собирая вещи, мы нашли в рундуке изогнутую трубу. Рассматривая её и размышляя, к чему бы она, мы заметили, что диаметр её в точности равен диаметру иллюминатора. Когда вставили её на место, каюта тотчас наполнилась свежим морским ветерком. Вот когда мы с сожалением подумали: «Какая была бы чудесная поездка, если б кто-нибудь подсказал нам о существовании и назначении этой трубы!»
В Баку жила Ольга Павловна, сестра дяди Саши. Мой кузен Миша недавно женился и переехал к тётушке, так как в Сыктывкаре было мало шансов найти работу. Здесь он поступил слесарем в ремонтную мастерскую, но мы его не застали.
Мы прожили у Ольги Павловны три дня, осматривали Баку и его окрестности. Жила она против стены старого города. Весь город был в запустении и в жалком виде, а старый и подавно. Всё же мечети и приморский бульвар произвели на нас сильное впечатление. Но базар в самом центре города был ужасен. Пыль, гонимая ветром по немощёным улицам и площади, садилась на ковры и продукты, покрывала лица худшей половины человечества. У лучшей половины несколько спасала от пыли паранджа. А лица спящих и даже не спящих детей были пятнистыми от кишевших мух, и матери совершенно не обращали на это внимания. Вонь от лошадиного и ослиного пота, навоза и мочи, покрывавших мостовую, от гниющих фруктов и овощей стояла невообразимая. «Вот где очаг дизентерии и холеры», подумали мы и не стали ничего покупать.
Решили осмотреть город. Пошли в Биби-эйбат познакомиться со знаменитыми нефтепромыслами, тогда, вместе со всеми промыслами Баку — крупнейшими в Европе. Биби-эйбат вызвал у нас удивление и уважение к могуществу человека и, в то же время, удручающее впечатление от зрелища испоганенной земли, природы. Насколько хватало глаз — тянулся однообразный лес вышек. В глазах рябило от мерного движения качалок. Головки балансиров, похожие на клювы, клевали и клевали не виновную землю, с каждым взмахом выплёвывая из неё чёрную кровь. Весь ландшафт был монотонно чёрен: чёрные лабиринты труб, переплетавшихся между вышек, чёрная земля без единого кустика, без единой травки, чёрные лужи и озёра. А если бросить спичку, каким красным морем огня обернётся эта чернота!
В Баку было очень жарко, и хотелось купаться. Но нам люди пояснили, что в Бакинской бухте это невозможно, она сплошь покрыта нефтяной плёнкой. Мы поехали на Север Апшерона в район Бузовны. Там нашли прекрасный пляж, но всё-таки вылезли из моря в чёрных вовсе несмываемых пятнах, как леопарды.
Конечно, познакомиться с городом мух и нефти было небезынтересно, но всё же хотелось поскорее унести из него ноги. Несмотря на жуткую дорожную духоту, мы вздохнули свободней, когда в окне вагона потянулись выжженные унылые пейзажи серо-палевой Ширванской степи. Мы вылезли на станции Акстафа, пристроились к какому-то разваленному автобусику, пересели на поезд и поехали на юг, в Армению, по направлению к Севану. Долго тянулись степи по долине Акстафа-чая. Под конец дорога вошла в мягкий лиственный лес, он принёс нам прохладу, нежную зелень красок, на которой отдыхали глаза, и чувство особого горного уюта, создаваемого пушистыми склонами.