Меня привели в дом, где готовилось очередное пиршество. Дверь выходила на маленькую площадку, залитую светом луны. На площадке стоял длинный-предлинный стол, по высоте — карлик, всего сантиметров 30. В пяти шагах за столом был отвесный обрыв, на дне которого ревел Бусарчил — приток Чёрной Арагвы.
Все мужчины уселись на землю, скрестив ноги по-турецки, по обеим сторонам стола, а меня, как почётного гостя, усадили в торце на большой сундук, хоть и низенький, но ноги всё же находились как раз на уровне стола. Солдат сел со мной рядом, чтобы быть переводчиком.
Народ стал галдеть, требовать, чтобы хозяин зарезал в честь почётного гостя не барашка, а телёнка. Тот отнекивался, говорил, что хватит с меня и барашка. Я понял, о чём спор, заявил, что моя вера запрещает вообще есть мясо.
— Разве ты не русский? Русский все едят!
— Я сторонник особой секты, мне нельзя мяса.
Телёнок был спасён, но баран всё же погиб. Его притащили и зарезали тут же. Освежевали и женщины принялись жарить его целиком на костре, надев на вертел.
Молодой хозяин ходил вокруг стола с оплетённой четвертной бутылью и наливал араку в коровий рог, оправленный серебром. Арака была отвратительна, но пить её надо было не задерживаясь, так как рог был один на всех и его ждал следующий. Через силу я выпил свою порцию и передал рог, но он быстро обошёл круг и опять вернулся ко мне.
— Отказываться нельзя, народ обидится, — шепнул мне солдат. Я с утра ничего не ел, и арака здорово ударила мне в голову.
— Расскажи, откуда ты? — спросил один из стариков.
— Из Москвы.
— Москва большой аул?
— Самый большой, самый большой.
— Ну, это ты врешь, самый большой аул Тбилиси. А сколько баранов у каждого хозяина?
— Баранов? Совсем нет баранов.
— Ха-ха-ха! Вот так большой аул! У нас самый бедный, да и то у каждого хозяина баранов 20–30 будет. Почему там нет баранов? Или пастбища плохи?
— Пастбища хороши. Но москвичи их все забили камнями.
— О-хо-хо! Ну и врёт наш гость. Видно, много араки выпил. Хорошие люди убирают камни с пастбища, а москвичи толкают камни на пастбища. Вот удружил! Ха-ха-ха! Спасибо, повеселил стариков!
А я страдал и с нетерпением ждал и гадал, когда же будут кормить? Барана разрезали. Хозяин встал у противоположного конца стола и, надевая куски мяса на кинжал, как пращей, бросал его гостям. Все ловили мясо руками, а один виртуоз даже прямо ртом. Кости бросали женщинам, которые толпились в дверях и эти кости обгладывали. Передо мной поставили деревянную громадную миску с топлёным маслом:
— Лепёшек нет, чурека нет, ячмень только сегодня убрали…
Нечего делать. С голоду будешь хлебать ложкой топлёное масло. Когда кончили есть, появились зурны и ещё какие-то неизвестные инструменты. Все громко запели, а два джигита вскочили на стол, схватили кинжалы в зубы и принялись лихо отплясывать лезгинку.
Как я ни был пьян, но не мог не оценить дикую красоту этой сцены. Свирепый танец, при двойном освещении луны и костра, рёв реки, доносящийся сквозь облака, заполнявшие ущелье под нами. Никогда ничего подобного не видел ни до, ни после.
Когда я спросил, как мне утром пройти в Казбеги, мне показали на одного старика:
— Вот, Ахмет на рассвете понесёт через перевал продавать барана. Иди за ним.
— Но Ахмет один выпил целую четверть (3 литра) араки. Дойдёт ли он?
— Дойдёт! Будь здоров. Ему ведь только 75 лет.
В заключение меня заставили петь. В любой другой обстановке я бы не сумел и не решился, но здесь… Я исполнил «Вниз по матушке, по Волге». Разумеется, в пении не было ни складу, ни ладу. Но публика отнесла все диссонансы за счёт специфических законов русской мелодии и осталась очень довольна.
Я не помню, как меня сволокли в сарай на солому. Впрочем, я скоро проснулся. В моих недрах происходило форменное сражение араки с топлёным маслом. Я промучился всю ночь и заснул только под утро. Вскочил я от того, что петух отчаянно кукарекал, усевшись у меня на голове.
Ахмет давно ушёл. Денег у меня было в обрез, и потому я подарил хозяину компас, который он повертел в руках в недоумении. Я пошёл по едва заметной тропе к перевалу, так и не поняв, к какой нации принадлежали мои хозяева, никогда не бывавшие в городах и как будто живущие на другой планете. Может быть хевсуры? Но я не заметил крестов на их платье. Имя Ахмет и приниженное положение женщин наводило на мысль о каком-то мусульманском племени.