В рубке меня посадили на спасательный плот, велели сидеть тихо, а если нас перевернет, ни в коем случае не слезать с плота и как можно сильнее грести в сторону от судна. «Ивановна, читай молитвы!» — кричал капитан. Напомню, он был мусульманин. А мою маму, Галину Ивановну, на судне звали просто Ивановна. Она сжимала крестик и бесшумно шептала молитвы. В моменты реальной опасности у нас один Бог, и нам совершенно неважно, как его зовут — Иеллахим, Кришна, Будда, Аллах, — мы просто обращаемся к Всевышнему. И в такой момент настоящего страха, угрозы жизни даже дети становятся взрослыми. Нас было четверо, на многие километры вокруг был только холодный осенний шторм, и мы уже простились с жизнью. Мама сказала: «Прости меня, сын. И прощай». Пожалуй, это самое страшное воспоминание в моей жизни — были и другие переделки, о которых страшно теперь вспоминать, но ни одна из них не оставила столько впечатлений, как эта ночь. Позже капитан рассказал, что тоже молился про себя. Еще он с помощником обсуждал, как выжить, если окажешься за бортом. Температура воды была градусов десять, оба сошлись во мнении, что в такой воде можно погибнуть за считаные минуты и шансов практически нет. Тогда от своей матери я услышал довольно страшные слова: «Пускай лучше со мной вместе судьбу примет, чем один всю жизнь мается». Мы все были готовы умереть. Даже я осознавал, что нам грозит, однако не плакал, не кричал, не издавал ни единого звука, просто пытался уснуть. Мне было очень страшно, но в голове не было ни единой мысли. Наверное, это был шок.
Стоит рассказать, что велит судовая наука в подобной ситуации. Каждую волну необходимо встречать носом. Любая волна в борт немедленно опрокинет судно. Маневрирование судна, даже такого маленького, как наше, сильно отличается от маневрирования автомобиля. Ты немного поворачиваешь штурвал, и только через несколько секунд нос судна следует за поворотом штурвала. Нужен определенный навык, чутье, чтобы носом ловить каждую волну. И наш капитан справлялся с такой задачей, но было понятно, что долго сражаться мы не сможем — необходимо было пристать к берегу. Но, судя по карте, рядом не было пологих берегов. Были только очень высокие глиняные горы, которые почти отвесно спускались в воду. Почти что наугад, на очередном повороте реки катер уперся носом в глинистый берег. Кто видел, тот знает, что даже отвесная гора всегда имеет небольшой, относительно пологий, намытый берег. Я говорю сейчас о глиняных горах вдоль Камы, а каменистые скалы — это совершенно другая история. Мы причалили к берегу, шторм тем временем продолжался. Бросили два якоря, они были совершенно бесполезны, но в этой ситуации мало кто об этом задумывался. К какой-то коряге даже бросили чалку (толстый канат, которым судно вяжут к берегу). Капитан с помощником остались на вахте в рубке, мы с мамой отправились спать. Измученный переживаниями за этот долгий день, я сразу уснул и проснулся только поздним утром.
Гудел дизель, в иллюминаторы пробивалось солнце, судно почти не раскачивало. Этому утру я был по-настоящему рад, ведь оно наступило. Вряд ли кто-то сможет понять, что мы все пережили накануне. Скажу лишь, что капитан был абсолютно седой, и поседел он за эту ночь. За завтраком мама сказала, что, пока я спал, судно сорвало ветром. Поскольку дизель был заглушен, нас очень быстро уносило все дальше от берега. Тот, кто разбирается в моторах, знает, как бывает сложно запустить дизель. И хоть наше судно не было очень старым, где-то двадцать-тридцать лет ему было, запускался дизель далеко не с первого раза. Но в этот раз произошло чудо: дизель стартанул моментально. Тут же мы причалили обратно и уже надежно привязали катер к дереву на берегу. Больше нештатных ситуаций до самого утра не было. Утром капитан с помощником отправились спать. За штурвал встала мама. Мы пережили эту ночь. Уроном стала седая шевелюра капитана и множество разбитых тарелок. Позже капитан рассказал нам, что пообещал Всевышнему бросить пить, если выживет. И он правда бросил — по крайней мере, я его с рюмкой больше не видел. Позднее я не раз попадал в шторм на воде, но уже не было так страшно, как тогда…