После долгих размышлений Арн остановился на том, что решать будет отец Генрих. Ясно, что судить Арна будет он, а не какой-то там тинг. Он даже фыркнул при мысли, как в этом случае ему было бы легко, защищаясь мечом или призвав на помощь бесконечных свидетелей из Фолькунгов.
Нет, его будет судить церковь, поэтому можно рассчитывать на разум, на возможность взвесить плохое и хорошее. Арн колебался между надеждой и отчаянием.
Надежда его укрепилась, когда за ним пришел брат и повел его к архиепископу Стефану. Арн даже не предполагал, что архиепископ находится в Варнхеме, и сперва было подумал, что это как-то связано с его делом, ибо Стефан говорил, что у Арна всегда будет друг, который поддержит его.
Преисполненный надежды, Арн заспешил в галерею, где на своем обычном месте сидел отец Генрих. И вместе с ним был архиепископ Стефан. Арн пал на колени и поцеловал руку Стефана. Затем он сел, но лишь тогда, когда получил позволение.
Однако в глазах архиепископа он заметил отнюдь не мягкость, когда тот молча взглянул на него. По этому взгляду Арн понял, что надеяться не на что.
— Ты немало успел натворить за то короткое время, пока жил в миру, — начал наконец архиепископ. Голос его звучал строго, и отец Генрих не смотрел на Арна, а, казалось, созерцал собственные сандалии. — Ты хорошо знаешь, — продолжал архиепископ все так же строго, — что церковная власть не должна смешиваться с властью мирской.
Между тем ты смешал их, причинив мне массу неприятностей. Причем сделал это совершенно сознательно и к тому же очень коварно.
Архиепископ умолк, словно желая послушать, как Арн будет просить прощения или объясняться. Но Арн, совершенно уверенный в том, что будут разбираться его плотские грехи, чувствовал себя сбитым с толку. Он даже не понял, о чем говорил архиепископ, и так и сказал ему, попросив прощения за свое недомыслие. Архиепископ тяжко вздохнул, и Арн заметил на его лице беглую улыбку, будто он в самом деле не верил в недомыслие Арна.
— У тебя ведь не настолько короткая память, чтобы ты забыл, что мы совсем недавно виделись в Восточном Аросе? — спросил он, и голос его зазвучал мягче.
— Нет, Ваше Высокопреосвященство, но я не понимаю, в чем я тогда согрешил, — неуверенно ответил Арн.
— Занятно! — усмехнулся архиепископ. — Ты явился ко мне с этим искателем королевской короны, одним из тех, которыми, к несчастью, кишит наша страна. Ты просил за него, чтобы я короновал его тут же, на месте. Когда же я отклонил просьбу по причинам, тебе хорошо известным, то что сделал ты? Ты украл у меня сорочку, как говорится, и выставил нагишом на посмешище — вот что ты сделал. Ты — один из нас и останешься таковым навсегда, и потому мы с отцом Генрихом спрашиваем тебя, о чем ты думал, когда так поступал?
— Я особенно не раздумывал, — помедлив, ответил Арн, ибо до него начало доходить, в чем дело. — Как вы справедливо сказали, Ваше Высокопреосвященство, я знал, что и речи не может быть о том, чтобы Церковь сразу же поддержала Кнута сына Эрика. Но я не находил ничего дурного в том, чтобы Ваше Высокопреосвященство сами объяснили это моему другу. Так и было на самом деле.
— Допустим. Но потом, о чем же вы думали потом, когда разыграли весь этот спектакль, в который поверила глупая толпа у ворот храма, — будто я помазал и короновал этого негодяя?
— Я плохо понимаю это, — со стыдом ответил Арн. — Мы не говорили о том, что будем делать, если Ваше Высокопреосвященство откажется поддержать Кнута сына Эрика. Он думал, что просьба его проста. И я не мог убедить его в том, что это не так, ибо он уже тогда считал себя королем. Тогда я решил, что пусть он услышит это от Вашего Высокопреосвященства. Так и случилось.
— Да-да, ладно! — прервал его архиепископ, нетерпеливо махнув рукой. — Это ты уже говорил. Но я спрашиваю о том, что происходило после того, как я поставил негодяя на место!
— Он попросил меня узнать у Вашего Высокопреосвященства, не могли бы мы оба удостоиться чести принять святые дары из ваших рук. Я не нашел в этом ничего неподобающего. И я не знал, что...
— Так вы не говорили об этом заранее и ты не знал, какие выходки последуют за этим! — строго прервал его архиепископ.
— Нет, Ваше Высокопреосвященство, не знал, — пристыженно ответил Арн. — Мой друг думал лишь о том, чтобы его первая просьба была удовлетворена. Мы не говорили с ним заранее даже о причастии.
Два пожилых человека пристально смотрели на Арна. Тот не отводил взгляда, и в глазах его не было ни тени сомнения, ибо он говорил чистую правду, как на исповеди.