Наконец совладал с собой и вытер голубеньким затёртым платочком заслезившиеся глаза.
— Шустрый ковчежник, шустрый… так, так… Хорошая ставка, да. Себя показать хотите, а? Слыхал, в «Хмельном спруте» одному моему человеку попало от вашего парня. Ну что, Рант? Давай, принимай ставку, что ли? Выставляй своих людей: а то нехорошо, и правда. Время у меня забрали, так теперь потешьте старичка, ха!
Зубастый Рант явственно хотел нас всех сожрать. Возможно, даже закусить своей шляпой. Но маги Лиорне очень расхолаживали его пыл, так что он выдал только:
— Я знаю порядки. Если такое решение… ладно. Хорошо. Мы привезём ещё пурр. Найдём взрослых. Барракуды за своё слово в ответе. Но такую ставку на бой я не приму. Мои парни не будут драться с ним, — он кивнул на Нэйша, который выдал крайне глумливую мину «Какая жалость». — Даже семь на одного. Они видели его в деле. У него Дар Щита…
— Ну, а если вообще без Дара? И без амулетов? Чистая рукопашка, а?
Заикающийся заместитель хмыкнул.
— С-с-с-с! С-с-с-с ножами с-с-с-с наш-шей с-с-с-стороны!
Дюжие близнецы позади него перемигнулись — явно мастера по киданию ножичков, а если ещё из Велейсы Пиратской… Я покосился на Нэйша и сунулся в торг.
— А не много ли просите? Хотя… если оставить нашему парню дарт…
— Ха! С дартом всякий может!
— Атархэ ему оставь, как же ж!
— Ну, так и вы свои оставьте. Есть у кого-нибудь атархэ? Что, нет? Можем снять запрет насчёт амулетов…
— Простаков нашёл!
Мы ещё малость пободались по поводу «с ножами» и «без ножей», «по очереди» или «все сразу». Папаша Лиорне скучнел. По южным кодексам условия боя должны быть приняты теми, кто сражается, так что заставить никого из нас он не мог. Зато мог сказать, что мы ему обрыдли, и сейчас он посмотрит несколько другое представление: «Раздави жука».
— Предлагаю другое пари!
Мы малость забыли про Кани. А она как раз увлечённо махала ладошкой в розовой митенке с цветочком.
— Пять на одного. Магия против магии, без амулетов и ножей. Но драться буду я. Вы ж хотели одного нашего бойца, а?
И торопливо отпрыгнула из-под моей попытки её лягнуть. Затарахтела радостно:
— А с остальным можно как прежде оставить: если я их уделаю — мы уходим с пуррами, а если они меня — ну, тогда я вся ваша, только предупреждаю: в порыве страсти я кусаюсь, особенно за уши!
— Да какого…
Я дёрнулся было вперёд — сказать, отвести, возразить, но тут на плечо упала рука Нэйша, весящая пудов десять. И голос слева выдал:
— Приемлемо, — в ту же секунду, как взорвались радостными воплями Барракуды: их такое тоже очень устраивало. И папаша Лиорне заусмехался, закивал головой:
— Так, так, деточка, за свои дела сама ответ держишь. Хорошие условия, интересные… — и меня будто обожгло осознанием: Барракуды приняли, Лиорне… и у нас два голоса из трёх, и значит, сколько бы я ни возражал — теперь уже поздно, сделана ставка, сейчас будет…
Я, правда, пытался ещё трепыхаться — пока мы сдвигались к ближайшему глухому перекрёстку, так, чтобы папаша Лиорне мог безопасно и в подробностях наблюдать за поединком со входа на соседнюю улочку. Пока размечали место поединка по двадцать шагов от перекрестка в две стороны, пока ребятишки Лиорне споро устанавливали артефакты на рассеивание магии и сами становились в подхват — если что, отражать рикошеты. Нам пришлось затереться за плёнку магии у противоположного от папаши Лиорне выхода на улицу. И я ещё пытался было то ли отговорить Кани, то ли сказать Нэйшу, что он последние мозги растерял, то ли попросить Лиорне об отсрочке…
Серый грызун внутри утверждал, что за такую просьбу дедушка и прикончить может. Они как раз вместе с сыновьями и внучками делали ставки — кто кого, отпрыски столпились возле столика Лиорне и полыхали азартом. Нэйш же просто пробормотал: «Не мешай, Лайл», — и его пальцы прогулялись с моего плеча к щеке, резануло болью в челюсти — и я обнаружил, что не могу открыть рот.
Кани подмигнула, подтащила к нам корзину с пуррами и унеслась к столику Лиорне, расспрашивать о правилах: «А бить по свистку? А ниже пояса можно? А приветствия, а демонстрация Дара… у-у-у-у, здорово, даже без этого!»
Барракуды свой Дар тоже не собирались демонстрировать впустую. Двое скрывали Печати боевыми перчатками. Мелкий и прыгучий нетерпеливо встряхивал ладони, но направо-налево не показывал. Длиннющий и рябой заворачивал рукава, избегая показывать Печать.
Последним был сам Кусачий Рант — стянул шляпу, открывая исполосованную шрамами рыбью физиономию с половинкой носа. На нос явно когда-то покусилась какая-то тварь, которая отказалась потом отдать откушенное хозяину. Кусачий Рант скалился по-акульи.