— И что он ответил?
С Нэйша сталось бы сказать что-нибудь, что расстроило бы девочку ещё больше. Но Йолла щурится больше задумчиво, пропихивая крошки булочки сквозь прутья клетки Сквора.
— Сказал — может, и к лучшему, потому как непонятно — смог ли бы он… ну, учить меня. И как там оно сложится в Луну Стрелка. Потому что охота иногда приносит сюрпризы. Это… он куда-то намылился от нас, что ли?
Это было бы слишком большим сюрпризом. И слишком странным. Так я и говорю Йолле — и девочка даже фыркает:
— А для Уны была б трагедь. Как в романах. В общем, Нэйш тоже не спит, он в патруле, наверное. Или с Гриз поговорить пошёл — она тоже там где-то.
Наверное, я с самого начала знал, что невыносимой моей нет в молчащей спальне. Если уж в эту ночь не спят все…
Йолла понимающе машет, когда я направляюсь к двери.
За дверью живёт запах рассветной свежести. Небеса уже начали сереть, и феникс утра уже летит сюда — просто его пока ещё не видно. В небесах — поблекшая неполная луна. Бледный овал лица с косой усмешкой — неизвестным шрамом.
В рубашке без куртки слишком свежо, но я не возвращаюсь — холод смахивает остатки сна. Иду, взглядывая на сереющее небо. Где искать Гриз? Может быть, над рекой, на ландышевых полянах, где мы сидели не так давно — когда Луна Травницы лишь вступала в силу?
Но Луна Травницы ушла нынче — пусть даже это её остатки висят в небесах. Месяц трав, соков и любви закончен, вахта Элейсы Благоуханной завершилась, и теперь заступает её муж — безжалостный и прекрасный Стрелок Лин. Светлокудрый, Разящий, Охотник…
И ландыши отцвели. Есть только утратившие весеннюю свежесть тёмные листья — между ними осенью проклюнутся алые ядовитые ягоды…
Пахнет отчего-то горечью. Иду вдоль реки, по временам вглядываясь в знакомые места. Здесь мы говорили когда-то с Лайлом Гроски о кораблях с горящими парусами. И тогда я уже знал, что боль бывает частью нас, но не представлял, какой важной частью нас она может быть…
Наверное, со временем и ко мне она вернётся совсем. И воспоминания о пансионате, о родном поместье — обо всём — опять оживут. Сейчас они всё ещё кажутся чужими снами.
Ухожу от реки и блуждаю в своих поисках… или в своих мыслях? Пока не оказываюсь на границе «закрытой части» — лесного питомника. Может быть, Гриз ушла в патруль? Без артефактов и зелий вслед за ней не пойдёшь, но на границе подождать можно. Просто прислониться к одной из яблонь, которые снежат своими цветами — и подождать, глядя в холодный лик луны. Тревожащий. Неприятный.
— Луна Стрелка.
Он выступает из теней и бесшумно — и белый костюм вбирает лунное сияние, а на волосах лежат яблоневые лепестки. Кажется, он говорит даже не со мной — с лицом в небе, таким же бледным и холодным, как у него.
— Время охоты. Всегда настаёт после любовных игр, а? Желание размножаться и желание убивать, в конечном итоге, два мощнейших инстинкта… для всех. Пары образованы. Те, что справили свадьбы раньше, — будут строить логова. И подрастают детеныши драккайн — эти размножаются вообще всегда. Споры за территорию, за добычу… и ловли, и массовые капканы… Охота всех и на всех, в которой охотник и жертва временами меняются местами, но в этом-то и интерес, да?
Рихард Нэйш говорит медленно и тихо, но от его голоса и зачарованного вида утренний холод кажется лютой стужей. Особенно когда он поворачивает лицо ко мне.
— А вам не хочется поохотиться, Янист? Может быть, в компании? Какую тактику предпочитаете? Выслеживание с изматыванием? Отыскивание логова? Ложное бегство? Может быть, ловля на живца? Засада тоже неплоха, верно? Или можно вывести зверя на ловушки, поставленные другими. Или тактика ложной безмятежности, при которой охотник делает вид, что он дичь и позволяет хищнику подойти поближе, а уже потом…
Не спятил ли он окончательно?
— Последнее, чего мне хочется — это охотиться. В особенности — в вашей компании.
Он смеётся — и звучит это еще неуместнее, чем даже могло бы.
— О, на Луну Стрелка случается всякое. Крысы сами взбираются на корабли. Охотники и жертвы меняются местами. Кроткие перегрызают глотки. Жестокие бегут. Спросите Гриз — она вам подтвердит. Время охоты, — он вскидывает голову, и луна выбеливает его лицо под мрамор, — время хищников.
Я хочу спросить его, зачем он тратит на меня это своё драгоценное время, но «клык» с последним, почти что ликующим смешком пропадает между деревьями. Направляясь то ли на пробежку, то ли опять в патруль. Я тоже спешу убраться подальше от него — и от плачущих лепестками яблонь, их приторного запаха. Иду к самой старой яблоне — вечному месту свиданий для влюблённых. Старушка выдаёт по два цветения за год, оттого и пользуется неизменным уважением. Но первое цветение уже окончено, и теперь она темна среди остальных.