Зато у неё очень удобные переплетённые корни. И ствол кажется совсем тёплым, если прислониться.
Я не ищу больше Гриз, я просто смотрю, как небеса становятся всё светлее и голубее — и Гриз, конечно, отыскивает меня сама.
— Замёрз, — ворчит она, накидывая на меня половину своей куртки. — Ещё и сбежал. Иди сюда, прижимайся. Не бойся, не буду я к тебе приставать.
— Я не боюсь.
Гриз необидно хмыкает, ероша мне волосы.
— Прости, что не взяла к Шеннету. Мне бы там твоя поддержка не помешала. Но просто ты б на себя посмотрел… В следующий раз пойдём вместе, ладно? Только не слишком сильно обращай его в свою веру. Мне кажется, честный Шеннетский может как-то даже и навредить…
— Всё нормально, я не думаю, что у меня получится. Хотя… попробовать стоит, да?
Мы смеёмся, прижимаясь друг к другу под курткой. Которой явно мало на двоих.
— И извини насчёт псигидры. Нужно было сказать тебе.
— Я бы не сыграл как нужно. Я и так не сыграл как нужно.
— Всё равно нужно было сказать.
Её волосы с вечным запахом осени щекочут нос. И согревают. Будто костёр, в котором тлеет листва.
— Я… почти с тобой не говорила. Там. Но я… очень спешила к вам. Всё боялась, что опоздаю.
О чём она? Нужно больше уделять мне внимания в лечебнице, после нашего спасения, среди сумятицы? Наброситься с поцелуями и объятиями? Прижимать к себе, словно заблудившегося мальчика?
— Не опоздала, и… всё хорошо.
— А сегодня никуда не пойду. И вообще, будем наверстывать.
Я улыбаюсь в её волосы, потому что это звучит решительно, почти угрожающе. И потому что это ложь. Сегодня будет новая тысяча дел. А завтра ещё одна.
— Там… Лайл рассказал мне кое-что. Насчёт того, что ты забыл. Под воздействием вытвани.
О моём источнике боли, да. Мне трудно сердиться на Лайла, который дал честный отчёт. Особенно трудно сейчас, когда обнимаю её, а наше дыхание смешивается, а верхушки ближних деревьев уже начинают заниматься алым.
— Янист… меньше всего на свете я хотела становиться чьей-то болью.
— Ты варг. Ты лучше других знаешь, насколько нам необходима боль.
— Или слабость?
— Или слабость. В слабости и в боли мы обретаем силу. Потому что преодолеваем слабости и возвышаемся над болью.
Потому что боль может быть драгоценностью. Когда связана с теми, кто…
Сегодня на ней нет перчаток, потому я беру её руки в свои. Грею их в ладонях, а потом и дыханием.
— Ты знала, что говоришь тогда… верно? Когда сказала, что причиняешь ей. Когда достала нож и попросила Найви отвернуться. Кто-то сказал бы — ты блефовала, чтобы вынудить его расправиться с псигидрой. Но ты не умеешь блефовать. Ты действительно собралась идти туда. Зная, чем ты рискуешь. Потому ты сказала Лайлу меня держать…
— Пообещай мне кое-что, Янист.
Алые и золотые рассветные блики на её лице делают его ещё более живым. А глаза кажутся совсем тёмными. И очень зелёными.
— Я уже говорила — я не знаю, сколько у меня времени. Я говорила это… до того, как мы влезли в это вот всё. И если ты… хочешь, чтобы мы… дальше… пообещай мне не спасать меня от меня самой. От моей боли. От моих решений. От того, что есть — я. Я знаю, что это…
Чересчур? Невозможно? Больно? Она замолкает и стискивает вздрагивающие губы. Я глажу её по волосам, стараясь не уколоться о спички.
— Я постараюсь.
У каждого из нас — свои тайны, свои пути. Своя боль.
Иногда причиняешь её другим, потому что она им необходима. Иногда причиняешь себе. Когда лжёшь тому, кого любишь.
Просто когда видишь, как человек, которого ты любишь, собирается умереть у тебя на глазах… собирается пойти в пламя, пылающее ярче, чем загорающийся рассвет… ты скажешь что угодно — только бы остаться рядом. Чтобы спасти его от этого.
Иногда боль бывает живительной в том, чтобы наконец-то принять истину. Которую понял ещё в поместье неумелого поэта. Во время чтения своих стихов. Простую истину — что ты сделаешь всё ради того, чтобы она выжила. Пусть даже это будет обозначать — что придётся лгать. Возможно, потерять её, а может, и чувства.
Возможно, потерять её вообще.
— Луна Стрелка, — выдыхает Гриз тревожно. Она смотрит на тающий в небесах призрачный лик. И не прибавляет ничего. Но я знаю, что она могла бы сказать.
Потому просто прижимаю её покрепче к себе под курткой, которой так отчаянно не хватает. Целую, погружаясь в стук сердца. Всю залитую рассветными лучами. Прекрасную до щемящего чувства в груди.