Словом, вольница, раздолье, головная боль для Службы Закона и золотое дно для ребят вроде меня, из Гильдии. Всегда сыщется работенка или пристанище — от условно приличного до самого гнусного.
«Сладкий дымок» относился к категории «средней гнусноватости».
Прокопчённая дверь качнулась, выпустив в лицо облако прогорклого дыма. Восемь ступенек вниз — в чадную преисподнюю, где не видно силуэтов. Лежанки и мерное бульканье водных трубок. Белые, зеленоватые, желто-серые дымы. Мерное бормотание сквозь зубы, кашель, хихиканье, мимо которого пробираешься — и путь кажется бесконечным.
— Две трубки в кабинет, — шепнул я подплывшей тени, когда она обрела плотность и подергала за рукав. Слегка задержал дыхание и поплыл следом за хозяином — мимо рыданий, облаков дыма, песен, рвоты, звуков страстных причмокиваний.
В крошечном обшитом темном деревом закутке — воздух был получше, но и наплевано оказалось как следует. По стенам разгуливали тараканы-токсикоманы.
Под взглядом Нэйша, кажись, даже им стало не по себе.
— Что? — огрызнулся я, втискиваясь за стол. — Мне так спокойнее. Если тут кого-то и возмутит твоя неотразимость — он решит, что накурился до чокнутых убийц в белом. Тут у тебя хоть не будет шанса кого-то прикончить.
— Шанс всегда можно отыскать при желании. Лайл.
Меня отчаянно грела по пути мысль о том, как устранитель пытается умоститься на краешке скамеечки, закрывая рот и нос беленьким платочком. Но Нэйш скользнул за столик как ни в чем не бывало, порылся в наплечной сумке и извлёк антидотную маску («При работе с серными козами и прочими тварями, выдыхающими газ», — подсказал медовый голосок нойя из памяти).
Девятеро и Единый — он безнадежен.
— Серьезно? Маска для работы с особо вонючими тварями?
— Предпочитаю не сокращать себе жизнь, — преспокойно донеслось из-за черной ткани, — по крайней мере — не вредными привычками.
То есть вышибать мозги опасным бестиям, затевать драки направо-налево и выводить одним своим видом всех окружающих — это-то для него нормально. Но вот пить-курить-вдыхать дым — ой, как вредно.
Бедный хозяин, зашедший с жаровней и трубками, оценил маску Нэйша и тихо убыл восвояси.
— Боженьки, ты еще и ханжа, — выдохнул я с тоскою, берясь за трубку и примериваясь к угольку в жаровне. — К слову, не такой тут плохой табак. Тебе бы, может, и полезно было.
Устранитель задумчиво обозрел жаровню и вторую трубку. Судя по всему, он намеревался использовать то и другое в меру своей фантазии.
— Расслабься, вторая тоже для меня. Мне как следует надо отойти от всех этих сплетен-новостей. У нас тут, понимаешь ли, жуткая история о ночных болотных девах, выпивающих кровь. Как есть, вурдалаки. Местные вовсю запасаются осиной, готовятся отрезать всем подряд головы и начинять чесночком. Уже ходят слухи о бабах, которые перекидываются то в змей, то в летучих мышей…
От души затянулся, забулькал трубкой. И почти поверил в темноте кабинетика, подсвеченной только углями жаровни: я в компании ребят из Гильдии, а то и где-нибудь в незнакомой таверне, байки травлю…
Вам, ребята, какие байки? У меня вот жутко-таинственная — про нашего заказчика. Оный заказчик, древний господин Ивверт, обитает в миле отсюда, в старинном поместье (обязательно должно быть поместье-развалина, всё мхом обросло, руины да заколоченные окна). А ещё есть при поместье здоровущий парк, где раньше был вир, только вот водный портал уж полсотни лет как заболотился и работать перестал — оттого и парк пришел в негодность, и у господина Ивверта денежек стало меньше. Только этот старикашка (желтовато-сморщенный, мелкий, с хитроватой бороденкой) — оказался непрост и нашел себе другой способ прожить: собирать на своих угодьях вирняк серебристый. Лотос такой, для зелий и снадобий ох как ценится, с руками отбирают, потому как редкий. Так вот, каждый раз старикашка-Ивверт засылал в свои болотные угодья сборщиков. «Ну, — потопнет кто, — это он мне плаксивенько сказал, — ну, иногда разбойники местные оберут… Но чтобы такое!»
Да-да, ребятушки. Он всё жаловался на убытки, тощий старикашка, и рассказывал, что он-то тут точно ни при чем, двое первых пропавших были пришлыми, так что он посчитал — они просто сбежали, чтобы продать урожай на стороне. А потом третьего нашли на крыльце поместья с изорванной шеей, и он себя не помнил и лопотал что-то про прекрасных дев, умер под утро, а товарища его и вовсе не отыскали.