Так что я занялся обязанностями — первым делом кинулся искать Милли, не нашёл, облился холодным потом, зарыскал по коридору…
Девочка сидела у себя в комнате, расставляя перед куклой чайные чашки. Увидела меня, слабо замахала рукой.
— А Манфрейд меня нашёл. И сказал, что мы не будем больше играть в прятки. Он сердился. Сказал, чтобы я шла к себе. Чтобы… чтобы не выходила.
Отличное дело — запереть девочку там, где её сестре чуть горло не перекусили. Милли, правда, отлично держится и виду не подаёт, но видно, что побаивается и обижена — губы дрожат, да и вообще…
— Ну, это он играл, — добродушная мина скроилась с усилием. — Если вдруг станет страшно — конечно, можешь и выходить. Да? А если что услышишь не то или увидишь — сразу кричи, договорились?
— Кри… кричать? Но это же нельзя. Это… не принято.
— Никто тебя не накажет, — сказал я со всей уверенностью, на которую был способен. Заглянул в голубые — будто лен отцветает — глаза, добавил жестко: — Никто, ясно?
Выйдя от девочки, я тут же наткнулся на зализанного Манфрейда и вполне дружелюбно осведомился — кто это его послал перевести девочку в её комнату?
— Послал? — малец оттопырил губы. — Никто не посылал. Она сама оттуда орала, из кладовки. Как резанная, визжала. Ой, ой, ой, выпустите меня, пустите меня в комнату…
Само собой, врал — с презрительной миной, будто ещё и одолжение делает. Но больше от него добиться ничего не удалось.
Тем более что Нэйш тоже приступил к обязанностям, и из кабинета понеслись сперва невнятные, а потом всё набирающие чёткость и громкость волны возмущения. «Да как вы смеете! — отдавалось из-за двери (ого, ого, голосина-то у хозяина!). — Это возмутительно!» «Неприемлемо! — подвизгивала Фаррейну супруга. — Совершенно недопустимо!»
Жаль, послушать так и не удалось: чертов мальчишка меня подрезал на полпути и с размаху вклеился в дверь ухом, а глаз чуть полностью не засунул в замочную скважину. Отвиснув попутно челюстью, потому что явно в первый раз услышал, как папочка и маменька выводят такие рулады. Да, вот еще и сестрица там что-то выкрикивает в явной истерике — невнятно, что-то про чудовище и тварь. Жаль, что я не могу прижаться к двери вместе с местным аристократёнышем.
Зато и в лоб прилетело только ему.
Господин Фаррейн самолично эффектно распахнул дверь и отоварил отпрыска дубовой поверхностью.
— У-у-у-у-убирайтесь!! — образец благонравия и сдержанности был красен, встрёпан и в целом являл собой прекрасный образчик картины «четверть часа в обществе Рихарда Нэйша». Даже не сразу понял, почему это наследник славного рода Фаррейнов распростерся на полу, держится за лоб и подвывает.
Устранитель, который появился в дверном проёме вслед за хозяином, обозрел эту картину без всякого интереса. Перешагнул через Манфрейда, развернулся, отвесил короткий издевательский поклон и двинулся к лестнице.
— Глава вашей группы всё узнает об этом! — полетело ему вслед. — Поверьте, вы очень сильно пожале…
Тут над ушибленным сыночком начала хлопотать маменька, а я как раз состроил мину ужасного сожаления — мол, ой, неужто беседа не удалась? Ничего, я этого вредного, в белом, сейчас отсюда выведу, чтобы не беспокоил местное благополучное семейство.
И точно, вывел — до первой живой изгороди. Отвратительно правильно подстриженной и причёсанной, так что н илистика не выбивалось.
— Удалось из них что-нибудь вынуть?
«Клык» водил пальцем по губам и был как-то уж слишком погружен в задумчивость.
— Как сказать… помимо возмущения и нечленораздельных восклицаний — не слишком много. Хотя я склонен с тобой согласиться — родители что-то знают и не желают рассказывать.
«Согласие Рихарда Нэйша» — новое достижение на воображаемой полочке.
— Да… но они крайне привыкли держать себя в руках, а вот старшая дочь всё-таки сорвалась.
— Много чего наговорила?
— «Чудовище», — пожимая плечами, процитировал клык. В немигающих глазах отражалось красноватое закатное небо, — «Она чудовище! Вы все с ней носитесь, её защищаете, а это всё она, она настоящая тварь, она притворяется. Она получает, что захочет, а ей всё мало, гнусная тварь. Это всё она».
— Погоди-ка…
— Лайл, — устранитель бросил изучать закат, повернул голову и вперился пристальным взглядом теперь в меня, — а тебе не приходило в голову иначе выстроить факты? Скажем, посмотреть на случившееся с несколько другой стороны?