Выбрать главу

Начало пути

Как это начиналось? Сложный вопрос. Пересматривая и перепросматривая свою жизнь, я склонен хоть какое-то начало относить где-то к возрасту десяти лет. В семье у нас не ладилось, и в то время у меня появился отчим. Он также оказался не таким уж и хорошим, но, ко всему прочему, он был для меня еще и чужим человеком, которого мама хотела, чтобы я называл «папой». Не могу однозначно сказать, что именно это было началом раскола во мне, но, просматривая свою жизнь, примерно в это время наблюдаю существенное изменение в себе: от живого открытого ребенка, к ушедшему куда-то в свой мир. Где-то в это же время увлекла астрономия (опять же не знаю почему). Созерцание небесных объектов еще дальше уводило от неприятной действительности.

В свои семнадцать уехал поступать в Одессу; там и остался. Получился существенный разрыв моей жизни. Здесь я встретил людей, похожих на себя; так же увлеченных наукой, грезящих звездным небом…

Но один мир не успел замениться другим. Три года срочной службы фатально усилили раскол между моими мечтами и реальностью. В первой половине восьмидесятых не так уж и легко было служить; душой я не принял того, что там происходило (ну, не был я тогда воином – что уж тут поделаешь). А вернувшись, увидел, что здесь то же самое, только в более мягкой форме… начался духовный кризис; разочарование в науке, которая оказалась не увлекательным исследованием окружающего мира, а нудной математикой.

Как и многие, в то время я читал всякую духовную и душевную литературу. Александр Грин, Ричард Бах, Николай Рерих… Это были для меня образцы величия духа.

Чуть раньше (на службе и почти сразу после нее) столкнулся со смертью. Без сомнения. Это отложило во мне свой отпечаток. На службе так получилось, что меня отбросило на палубу перепадом давления (я служил на подводной лодке, но это совсем другая история). Если бы меня ударило самой переборкой – я бы уже здесь ничего не писал. А так только кинуло на палубу. Я лежал, ничего не чувствовал, мое тело дергалось, и была такая спокойная мысль: «вот так и умирают». Ужасающая боль пришла уже потом. Зато теперь я знаю, что смерть – это не больно.

Второе знакомство со смертью было год спустя после службы. Умер мой самый близкий друг. Поехал в колхоз (студентов тогда отправляли в колхозы) и там без причины умер. Сам я тогда от колхоза освободился. Ирония в том, что он обещался завязать с питьем (сам я в то время уже начинал завязывать), и я в шутку сказал, что если он бросит пить – я встречу его с цветами. Почти так и получилось… Его смерть почему-то очень сильно меня задела. Человеку было всего 21 год. Будучи его самым близким другом, я тогда помогал родителям, как только мог. Мы отвезли его тело в Рустави (Грузия), где он жил. Не знаю почему, но я остался в морге, когда его резали. Мое тело дрожало, а я стоял и смотрел. Плакал уже потом. Только тогда я по-настоящему узнал, что значат поминки и что такое настоящие мужские слезы. После этого мне казалось, что уже никогда не смогу радоваться жизни. И, тем не менее… через месяц-два я уже смог смеяться. Сила жизни победила силу смерти.

Из серьезных находок в последующее время можно назвать «стоп-упражнения» Гурджиева, о которых я упоминал уже в «Первых вратах сновидений». Будучи эмоциональным и несдержанным, благодаря этим упражнениям я уже смог себя немного контролировать. Затем заинтересовался снами. Психоанализ тоже помог себя немного изменить. Но самым существенным, пожалуй, было решение бросить университет. Просто я хорошо уже понимал, что наши дипломы – это сплошная ложь. Три дня усиленных впихиваний основных понятий в голову перед экзаменом – вот и все знания. Кто хотел знаний, тому не требовалось, чтобы его учили. Такой и сам мог учиться (в конце концов, таким был и я во времена, когда был любителем астрономии). Разочаровавшись в науке, я уже перестал быть таким. Таким образом, решение бросить универ и уехать из страны, наверное, было моим первым настоящим самостоятельным решением. Хоть я тогда и не был еще воином, но это уже было решение воина. Потом я вернулся и даже доучился (правда, диплом не писал). Но это уже другая история…

Есть еще один нюанс этого периода моей жизни. У меня был один знакомый (он и сейчас есть, но мы теперь общаемся редко, да и не о чем, в общем-то). Он утверждал, что в детстве у него был учитель. У меня нет ни малейшего основания не верить ему. Сам он с Кавказа (Дагестан), тем более – из княжеского рода. У них там сохранились кое-какие традиции. Там у них сейчас что-то вроде трансформированного исламом суфизма. В детстве шейх (так он его называл) рассказывал ему разные вещи. Они просто прогуливались, и тот рассказывал. Говорил, что один раз на его глазах шейх даже исчезал, утверждая, что в это время был в другом месте. У моего знакомого, так же, как и у меня не было основания ему не верить.