Мне стало ясно: от Веневитиновых ничего не добиться. Они считали, что Стариков задушил собаку из мести, просто потому, что, как сказала Анна Львовна, больше никто не мог этого сделать. Я откланялся и отправился опрашивать свидетелей.
Павлуша, сын Веневитиновых, нашедший мертвую собаку, сообщил: Жужу лежала неподалеку от берега озера, и он сначала даже не понял, что с ней что-то случилось. Лепехинское озеро расположено между усадьбой и лесом, и по моей просьбе мальчик отвел меня на место преступления.
– Мы играли с Колей в прятки, – рассказывал Павлуша (Коля был его младший брат семи лет от роду). – Я сошел с тропинки, хотел спрятаться в кусты, и вот тут... тут она и лежала. Я ее позвал, а она не откликнулась.
– Ты кого-нибудь видел?
– Нет, никого.
Маленький Коля тоже никого не видел. Для очистки совести я опросил всех, кто присутствовал в доме. Но мысли хорошенькой, легко краснеющей Елены Веневитиновой, дочери хозяев, которая готовилась выйти замуж, были заняты только предстоящим важным событием. Мадемуазель Бланш, гувернантка, вроде бы видела кого-то, но ни в чем не была уверена. Горничные, лакеи, повара, дворецкий, словно сговорившись, ничем не хотели помочь следствию в таком важном деле, как раскрытие убийства левретки Жужу. Лощеный Анатолий Федорович Головинский, учитель верховой езды, сказал мне то, о чем я сам уже давно думал, – что я занимаюсь совершенной чепухой. И только экономка Ирина Васильевна, седоволосая, немолодая, рассудительная женщина, сумела вселить в меня некоторую надежду.
– Убийство собаки, господин Марсильяк, есть жестокость и есть глупость. Может быть, это и в самом деле месть, не знаю. Веневитиновы многим успели насолить.
– Кому, например? – насторожился я. Ирина Васильевна метнула на меня пытливый взгляд.
– Взять хотя бы господина Зацепина. Он был здесь управляющим при бывшем хозяине.
– Да, и, насколько мне известно, довольно успешно его обворовывал.
– Вот видите... А новые господа его сразу же выставили за дверь и расчета не дали. Андрей Петрович так прямо ему и заявил – скажи спасибо, шельма, что мы тебя под суд не отдали.
– Вот как? Интересно.
Экономка нерешительно посмотрела на меня.
– Вам еще что-то известно? – быстро спросил я.
– Так, ничего, – пожала плечами Ирина Васильевна. – Третьего дня тут бродил один человек, кривой такой.
«Антипка-конокрад», – сообразил я.
– По-моему, он хотел увести одну из лошадей. Но Анатолий Федорович его поймал.
– Учитель верховой езды?
– Да. Говорят, – Ирина Васильевна понизила голос, – что Андрей Петрович пересчитал ему все ребра. Я имею в виду, не учителю, а...
– Я понял. Скажите, Ирина Васильевна, а сами вы что думаете обо всем этом? Кто же все-таки удавил собаку?
– Дети, – ни мгновения не колеблясь, ответила экономка.
– Какие дети? – изумился я.
– Хозяйские. Павлуша и Николенька. Просто так, для забавы, я полагаю.
Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осмыслить ее заявление.
– По правде говоря, они не произвели на меня впечатления монстров, способных... – начал я.
Экономка пожала плечами.
– А все потому, что вы не видели, как они топили котенка и смеялись, – сказала она. – Наверняка они удавили собаку, а потом испугались и решили представить дело так, будто сами тут ни при чем.
– Ясно, – пробормотал я. Честно говоря, голова у меня уже шла кругом. – Скажите, Ирина Васильевна, а посторонних возле дома вы не видели?
– Нет, – безмятежно ответила она. – И мне очень жаль, что не могу дать вам ответ, который вас устроил бы.
Я отправился к Павлуше, который чинно читал книжку под присмотром мадемуазель Бланш.
– А правда, что ты котят топишь? – спросил я.
– Ну и что? – фыркнул мальчик. – Их бы и так утопили, без меня. И вообще, папа говорит, что лишним в жизни не место.
В комнату заглянул Андрей Петрович.
– Ах вот вы где! – воскликнул он, заметив меня. – Ну как ваше расследование, продвигается?
– Нет, к сожалению, – отозвался я. – Я опросил всех в доме, но никто не видел сегодня поблизости Старикова.
Андрей Петрович вздохнул. А когда я вышел в коридор, он одной лапищей обхватил меня за шею, другой же сделал попытку засунуть мне в карман конверт с деньгами. Я с отвращением стряхнул его руки и отскочил.
– Ну что за китайские церемонии, батенька, что за церемонии... – просипел он, и уже никакой дружественности не было и в помине в его холодных серых глазках. – Битых два часа вы тут без толку слоняетесь... Зачем? Посадите под замок старого дурака, и дело с концом.
– А вы не думали, что собаку убили ваши сыновья? – решился я на запрещенный прием. – Раз детишки котят топят, так почему бы и собаку не прикончить?
– Глупости, глупости вы говорите, – отмахнулся Андрей Петрович. – Обидеть Жужу, любимую собаку матери? Они же обожают свою маменьку, как можно причинить ей такое горе! Нет, вы все-таки заприте Старикова, а с вами мы потом сочтемся. Непременно сочтемся! – крикнул он мне вслед.
Я был рад покинуть наконец дом. Однако дело зашло в тупик (да и, пожалуй, вообще из него не выбиралось), и для очистки совести я решил еще раз осмотреть место гибели собаки. Как и следовало ожидать, ничего нового я там не обнаружил. Время шло к четырем часам, и я только сейчас понял, что устал и проголодался. Подумал: по дороге до города версты четыре[3], но если пойти через лес, то получится короче. И я решил срезать путь, а заодно осмотреться – вдруг удастся найти хоть какие-нибудь следы неизвестного злоумышленника.
Шагал и одновременно размышлял. Дети вполне могли соврать, Старикова в окрестностях никто не видел... Однако если не видел, то не значит, что его и не было. «Но и не значит, что он был», – одернул я себя. Управляющий Зацепин? Да нет, убивать собаку – как-то мелко. Хотя он как раз и есть мелкий подлец. Он? Не он? Да еще Антипка Кривой тут ошивался... Этот малый очень высокого о себе мнения, вряд ли ему понравилось, что его поймали и порядком отделали. «И все-таки учитель верховой езды прав: я занимаюсь чепухой», – обреченно подумал я через пару сотен шагов.
Вновь начал сыпать мелкий дождь, и я продрог до костей. Вдобавок ко всему вдруг обнаружил, что, кажется, заблудился. Лес никак не желал кончаться, я двигался наобум и вскоре потерял всякое представление о том, где нахожусь. Мокрые ветки деревьев хлестали меня по лицу, и мне приходилось каждую минуту снимать и протирать очки. Тем временем дождь утих, но для того только, чтобы через несколько минут возобновиться с новой силой.
Какая-то темная птица, вероятно сова, снялась с ветки и бесшумно пролетела прямо перед моим лицом. Я отшатнулся. Мысли мои уже давно были самые невеселые. «Если я взял неверное направление, то все равно должен выйти к деревеньке Лепехино... Там найму кого-нибудь, чтобы вернуться в город. Может, подать в отставку? Но на что я тогда буду жить? Эх, прадедушка Марсильяк, прадедушка Марсильяк... Хорошо было бы выиграть в лотерею... Нет, вздор и самообман. Сегодня убийство левретки, а завтра, чего доброго, мерзавец Ряжский пошлет меня расследовать убийство попугая соседской кошкой... Когда же ты замолчишь, проклятая? Всю душу измучила».
Последние мои мысленные слова относились к кукушке, которая никак не унималась. Неожиданно она умолкла, и в то же мгновение я услышал далекий гудок паровоза. Тут уж не удержался и выругался снова.
Итак, вместо N, вместо деревеньки Лепехино меня угораздило притащиться к самой железной дороге, которая огибает бывшие стариковские земли и, не задерживаясь, уносится вдаль, увлекая счастливых пассажиров в далекий и манящий город Санкт-Петербург. Ах, столица, столица, увижу ли я тебя когда-нибудь вновь?
Я попытался собраться с мыслями. Да нет, не может быть, чтобы я вышел к железной дороге. Местный лес я знаю плохо, но все-таки знаю. Чтобы попасть туда, где проходит дорога, нужно прямо-таки анафемское невезение.