Что здесь говорить? Готовить армию нужно до войны и не жалеть на нее денег. Когда мудраки-перестройщики взорвали советские ракеты среднего радиуса действия, а не произвели ими для обучения личного состава ракетных частей пуски по учебным целям, когда они сдали в металлолом тысячи новых танков, зная, что десятки тысяч офицеров запаса не имеют практических навыков ни вождения, ни стрельбы из них, что здесь сказать? Наши идиоты все знают, но ничему не учатся?
Во-вторых. В Красной Армии был крайне низок уровень патриотического воспитания. «Дал бог дурной кобыле хвост, так она себе им бока поотбивала» — гласит украинская поговорка. Большевики и, их партийный аппарат со своим интернационализмом сделали патриотизм преступлением, и страна жестоко за это поплатилась. Но грянул гром, клюнул в темечко жареный петух, и сразу вспомнили и «царских сатрапов» Суворова и Кутузова, и «царских опричников» – казаков, и Родину-мать. Доходило ведь до чего: немцы уже вовсю жгли и насиловали страну, подошли к Москве, а в кинотеатрах показывали умилительные сценки, как добрые русские крестьянки поят парным молоком пленных немецких солдат. Бюрократический пропагандистский аппарат все еще не мог очухаться от установки на «интернациональную дружбу советских и немецких рабочих». Потом, конечно, появился и Эренбург со своими статьями, и Симонов со своими стихами: «Так убей же его опять, так убей же его скорей, сколько раз увидишь его, столько раз его и убей» или «Я стреляю, и нет справедливости справедливее пули моей».
Немцы поступали значительно умнее. Имея такое же всевластие партии, они, однако, в военном деле опирались не на ее догмы, не на чтение передовиц Геббельса. У них не было в войсках «попов марксистского прихода», на дивизию полагался лишь один офицер по пропаганде, и действовали эти офицеры умно.
К примеру, они сообщали о каждом бое, о каждом подвиге, о наградах и присвоениях званий, пусть даже ефрейтора, в те города, откуда были родом солдаты. Местные газеты публиковали сообщения, эти же газеты приходили в части. Солдат знал, что он находится под пристальным вниманием своего города, а не политрука, что его мать, отец, жена, невеста – все переживают за него, гордятся им. В этих условиях трудно струсить, обидно, что обо всех пишут, а о тебе нет, хочется отличиться.
Это, безусловно, были очень важные факторы силы немецкой армии и слабости Красной.
Но главное все-таки не в этом. Красная Армия слишком долго выходила из бюрократического оцепенения и переходила к делократическому способу управления. По-другому и не могло быть. Комиссары – фактические контролеры, а контролер не может без доноса, иначе вышестоящие органы подумают, что он не работает. Сталин сам это ввел и сам же не мог от этого избавиться. Вот, например, образец его борьбы с собственным бюрократическим монстром. Он, встревоженный обстановкой в Крыму, посылает туда Мехлиса – начальника Главного политического управления Красной Армии. Но это контролер, он не умеет работать, он может только учить других, и ничего, кроме доносов, от него ждать не приходится. Он их и пишет. Сталин ему отвечает: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.
Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Бедный Мехлис. Он, очевидно, просто не понимал, чего от него хочет Сталин. Всю жизнь он так и работал – «информировал» Сталина о непорядках. А тут не угодил!
Здесь интересно то, что Сталин стал если не понимать, то почувствовал, в чем здесь дело. В приказе по итогам крымской операции он уже использует идеи, которые показаны в этой книге в первой, теоретической, части: «Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования. Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск......В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета......Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократическо-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования...»
Сталин начал это чувствовать во время войны, война – Дело – начала его учить. А немцы с этим войну начали, но стали обюрокрачиваться к ее концу, когда и Гитлер, в свою очередь, стал высылать в войска партийных и государственных чиновников в качестве контролеров. Но в 1941 году обюрокраченной Красной Армии противостояла делократическая армия фашистской Германии.
Вот как уже упоминавшийся нами немецкий генерал Мюллер-Гиллебранд, написавший книгу «Сухопутная армия Германии. 1933-1945», описывает в главе «Принципы управления войсками» то, с чего начата наша книга: «Основой действия командира остается принятое им решение, которое определяется боевой задачей и личными способностями данного командира. Задача формулируется в приказе. Чем выше по должности командир, получающий приказ, тем в течение большего времени приказ должен сохранять свою силу с момента его получения и тем большую свободу он должен предоставлять в выборе способа его выполнения, так как необходимо, чтобы принимаемые меры соответствовали изменяющейся обстановке. Речь идет, таким образом, о том, чтобы командир, отдающий приказ, заблаговременно и четко определил цель, которую он хочет достичь, и предоставил бы подчиненному возможно большую свободу действий при реализации этого решения. Не безвольное подчинение и следование букве приказа, в котором невозможно предусмотреть всех перипетий борьбы, а лишь инициативные действия командира, направленные на осуществление замысла вышестоящего начальника, в состоянии преодолеть громоздкость современной массовой армии и обеспечить использование ее с максимальной эффективностью.
Генерал-фельдмаршал граф Мольтке исходил именно из этого, отдавая свои классические лаконичные директивы армиям во время войн 1866 и 1870 годов. Но ему на собственном опыте пришлось убедиться, что практическое применение этого способа действий предполагает более основательную подготовку командиров всех степеней. Поэтому его дальнейшая многолетняя деятельность в мирное время и деятельность его преемников были посвящены этой подготовке, имевшей своей задачей:
а) добиться единого подхода к рассмотрению обстановки (оценка обстановки и принятие решения) всеми командирами,
б) избегать всякого сковывающего схематизма в вопросах управления войсками в бою,
в) развивать у всех командиров самостоятельность мышления и действий.