Эта пещера была домом Панаве и Джойуинд. Внутри царила темнота. Хозяин взял раковину, наполнил ее водой из источника и небрежно оросил песчаный пол. Зеленоватое фосфоресцирующее свечение постепенно охватило пещеру и не гасло, пока они в ней находились. Мебели не было. Сухие листья, похожие на папоротник, служили ложами.
Стоило Джойуинд войти внутрь, как она рухнула от изнеможения. Супруг ухаживал за ней со спокойной озабоченностью. Он умыл ее, напоил, придал энергии при помощи своего магна и наконец уложил ее спать. Глядя на эту благородную женщину, страдавшую по его вине, Маскалл огорчился.
Однако Панаве попытался его утешить.
— Это действительно было очень долгое, трудное путешествие туда и обратно, однако оно облегчит все те путешествия, что ей предстоит совершить в будущем… Такова природа самопожертвования.
— Не могу понять, как мне удалось пройти такое расстояние за одно утро, — сказал Маскалл. — А ведь она прошла вдвое больше.
— В ее венах течет не кровь, а любовь, и потому она столь сильна.
— Ты знаешь, что она поделилась ею со мной?
— В противном случае ты не смог бы даже стронуться с места.
— Я никогда этого не забуду.
Вялый пульс дня за стенами пещеры, ее яркое устье и прохладное нутро с бледно-зеленым свечением навевали на Маскалла сонливость. Однако любопытство взяло верх над усталостью.
— Ей помешает наш разговор?
— Нет.
— Но как себя чувствуешь ты?
— Я мало сплю. В любом случае важнее, чтобы ты узнал о своей новой жизни. Она вовсе не столь гармонична и невинна. Чтобы справиться, тебе следует знать об опасностях.
— Я так и предполагал. Но как мы поступим? Я буду задавать вопросы — или ты расскажешь мне то, что посчитаешь наиболее существенным?
Панаве жестом пригласил Маскалла сесть на ворох папоротника и устроился сам, опершись на одну руку и вытянув ноги.
— Я расскажу некоторые случаи из моей жизни. На их примере ты начнешь понимать, куда попал.
— Буду признателен, — ответил Маскалл, приготовившись слушать.
Помолчав секунду-другую, Панаве начал свой рассказ спокойным, мерным, но прочувствованным голосом.
Мое самое раннее воспоминание — о том, как отец с матерью отвели меня в возрасте трех лет (это соответствует пятнадцати вашим годам, но мы развиваемся медленнее) на встречу с Брудвиолом, мудрейшим человеком в Тормансе. Он обитал в лесу Уомбфлэш. Мы три дня шли по лесу, а по ночам спали. По пути деревья становились все выше, пока их макушки не скрылись из виду. Стволы были темно-красными, а листья — цвета бледного алфайера. Отец то и дело останавливался для размышлений. Если бы его не трогали, он бы провел полдня в глубокой задумчивости. Мать была уроженкой Пулингдреда и обладала иным характером. Она была красивой, щедрой и прелестной — а также деятельной. Она все время его подгоняла. Это приводило к многочисленным спорам между ними, из-за которых я страдал. На четвертый день мы прошли через ту часть леса, что граничит с Тонущим морем. В этом море много карманов с водой, которая не держит человеческий вес, а поскольку эти легкие участки ничем не отличаются от остальных, пересекать его опасно. Мой отец показал на темный силуэт на горизонте и сказал мне, что это остров Суэйлоуна. Мужчины время от времени отправляются туда, но никогда не возвращаются. Вечером того же дня мы обнаружили Брудвиола, который стоял в глубокой топкой яме, со всех сторон окруженной трехсотфутовыми деревьями. Это был шишковатый, грубый, морщинистый здоровяк. Тогда его возраст составлял сто двадцать наших лет, или почти шестьсот ваших. Его тело было трехсторонним: три ноги, три руки и шесть глаз, расположенных через равные промежутки по окружности головы. Это придавало ему крайне внимательный и прозорливый вид. Он находился в чем-то вроде транса. Впоследствии я слышал его слова: «Лежать значит спать, сидеть значит видеть сны, стоять значит думать». Отец поддался его влиянию и тоже впал в транс, но мать быстро растормошила обоих. Брудвиол свирепо посмотрел на нее и спросил, что ей нужно. Тогда я сам впервые узнал цель нашего путешествия. Я был чудом — то есть бесполым. Родителей это тревожило, и они хотели посоветоваться с мудрейшим из людей.
Лицо старого Брудвиола разгладилось, и он произнес:
— Возможно, это не так уж трудно. Я объясню природу чуда. Каждый мужчина и каждая женщина среди нас — живой убийца. Мужчина расправился с женщиной, родившейся в одном с ним теле, женщина — с мужчиной. Однако в этом ребенке борьба продолжается.
— Как нам положить ей конец?