…Ночь. Задремавший огонь в очаге. Храп Тора — громовыми раскатами, от которых сотрясаются стены. Серые тени выходят из темных углов, кружат по потолку над головою Локи, все быстрей и быстрей, пока не закроются веки, пока сон не повесит на них свой надежный замок.
Утро пахнет горелыми угольями костра и свежеванным мясом. Всклокоченный ото сна, Тор собирает кости в козлиные шкуры, размашисто крестит Мьёльниром, чтобы — бе-е, ме-е — мгновенье спустя они встали пред ним, как ни в чем не бывало — Таннгньостр с прилипшей травинкой в зубах, Таннгриснир с запекшимися следами крови на белоснежной шее. Прихрамывая, они выходят во двор, в ярко-рыжее солнце, льющееся из открытых дверей.
— Кто посмел тронуть кости?! Мои козлы охромели! — стиснув Мьёльнир в правой руке, Тор идет на крестьян, и в глазах его плещут белесые молнии гнева. — Вот я вас всех!
Митгардцы падают на колени, точно ели, скошенные ураганом, тянут к Тору дрожащие руки.
— Пощади, о, божественный громовержец! Это все дети наши, по глупости своей, по малолетству…
Ураган утихает, гневно гудящий Мьёльнир опускается в пол.
— Жаль мне вас. Так и быть, пощажу. Только дети ваши — с нами пойдут, — мрачно буркает Тор, обрывая нить тишины. — Тьяльви! Ресква! Собирайтесь. А тебе, Локи, все веселье? Уж не ты ли их на пакость подговорил? Ладно, потом разберемся…
Холодные воды Эливагара прячут за собой Ётунхейм. Проносясь над волнами в повозке, Локи видит гладкие спины рыбешек в белых капельках пены, слышит шорох воды по прибрежным камням. Ельником заросшие, забитые тяжелыми валунами берега Ётунхейма все ближе и ближе, в пиках гор Ётунхейма прячется красно-рыжее солнце, и черные, великанские тени тянутся от него по полям. Задевая колесами тени, повозка опускается на траву, съеживается до мышиных размеров, скрипя колесами-зернышками, вкатывается под зеленый листок. Таннгриснир фыркает, подняв голову к небу в белопенной кайме облаков. Таннгньостр смотрит на Таннгриснира, и рогатая тень его укоризненно трясет головой.
— Не пускает нас колдовство Ётунхейма. Пешими дальше пойдем, — треплет Тор по спине Таннгньостра. — Ждите нас у реки.
…Они идут полдня и полвечера, по бесконечно длинному, бесконечно широкому полю, и тени их, великански огромные тени, тащатся вслед за ними, отражением уходящего солнца. Когда же, пожрав собою все тени, ночь ложится на поле расстеленной шкурой, Локи видит его, притулившегося между чахлых берез — то ли дом, то ли сарай с непривычно округлою крышей и чернеющим входом вовнутрь, подобным звериной норе. Гуськом, друг за другом, они переступают порог, ногами проваливаясь в шерстяно-мягкое, обессилев, падают на пол и засыпают, чтобы проснуться посреди ночи — от лунного света, клинком рассекающего уютную черноту, и рева за стенами, заставляющего вздрагивать дом.
— Сюда! Здесь какая-то пристройка! — Тор тащит их вглубь сарая, запихивает в узкую, полукруглую комнату, встает у входа с Мьёльниром наизготовку. — Пусть только попробует сунуться!
Утро будит их холодным туманом, затекающим в дом сквозь открытую дверь, и тяжелыми бухающими шагами у входа. Выглянув из-за угла комнаты, Локи видит черную тень у порога, заслонившую солнце, и гигантскую пятипалую руку, сунувшуюся вовнутрь. Тор бьет по ней Мьёльниром, и рука исчезает.
— Будто мошка меня покусала… вот же незадача, мошки завелись в моей рукавице… — ворчит за стеною раскатами отдаленного грома. — Вытряхнуть их оттуда, что ли…
Они выбегают наружу, чтобы увидеть — невообразимо огромного, как гора, ётунхеймского великана, траву, примятую ногами его, и луговых кроликов, порскающих от него врассыпную.
— Вы, что ли, в рукавице моей ночевать вздумали, мелюзга? — щурится великан. — Откуда ж вы такие взялись? Что делаете в Ётунхейме?
Тор запрокидывает голову — к белесым облакам, цепляющим собой всклокоченную великанскую гриву, к ярко-желтому солнцу, светящему великану прямо в макушку.
— Мы идем к вашему конунгу, Утгарда-Локи! — кричит он, сложив ладони трубочкой. — Слышали мы, что искуснейший воин он, силами хотим с ним померяться!
— Га-га-га! — грохочет великан, распугивая облачные стаи. — Куда ж вам, мышатам, меряться силами с Утгарда-Локи! Посадит он вас на одну ладонь, а другою — прихлопнет, не будь я Скрюмир! Га-га-га! Хотя… забавственно было бы глянуть на ваше состязание, хоть одним глазком, — он щурит глаз, становясь при этом странно похожим на Одина, кривляется, высунув небу красный здоровый язык. — Вот что, мелюзга. Забирайтесь ко мне на плечи, провожу я вас, пожалуй, до конунговых ворот. Да пожитки свои — в мешок мне давайте… не бойтесь, га-га-га, не объем.