Выбрать главу

Куда подевался тот робкий мальчик. Но Хель... что она задумала?

Гости плясали, от юбок дам взвивался ветер. Наместник сидел в полутьме, отсюда ему хорошо была видна зала, но сам он не был виден никому. Он притянул Хель за руку и поцеловал её ладонь.

- Потерпи, родная; уже скоро.

Суетливый слуга вел к ним разодетого мастера, широкоплечий парень нес за ним шкатулку. Несмотря на одежду, Хель легко узнала в нём Имрира.

Жаль...

Шедд жестом велел "подмастерью" приблизиться и преклонить колено, откинуть крышку. Слуга поднес свечу.

По лицам столпившихся за спиной мастера гостей поплыли вишневые и алые отблески. Консульская звезда лежала на подушке, густая и глубокая, как вино. Глаза глядящих расширились.

- Доволен ли ты моей работой, наместник? - спросил Шедд с гордостью.

Мэй уже собирался достойно ответить, но Хель вышла из-за его плеча.

- Благодарю вас, ювелир Шедд, здесь, в городе моих предков. Подмастерье! Удостой, приколи мне эту звезду.

Ответом на эти слова тишина была такая, что слышно стало, как с факелов обрывается и падает на пол шипящее масло. Едва ли кто-то вокруг понимал, что происходит, но всеми овладело странное оцепенение - предвестье грозового раската. Имрир глядел в глаза Хели. Она знала, что он узнал её. Его губы дрожали, а в глазах... Он зажал звезду в кулак и встал.

Мэй, тоже не понимая, что делается, обхватив рукоять кинжала, на всякий случай подался вперед.

Звезда жгла Имриру ладонь. Ненавистная была так близко и просила е_г_о..! Медленно потянулся он, чтобы повиноваться, а потом с размаху швырнул звезду на каменный пол. У Шедда отнялись ноги, только потому не бросился он сразу бежать, надеясь прорваться сквозь стражу. Он тоже узнал Хель, и догадки бились в голове, как камешки в водовороте. Имрир попытался говорить. Слова с клекотом застряли в горле, голова поникла, и он упал, растянувшись у всех под ногами. Осколки звезды бросали кровавые отблески на всё вокруг.

- У вашего подмастерья падучая, мастер?

Хель бросила соломинку, Шедд не понимал, зачем, но ухватился.

Запинаясь, просил прощения за нерадивого мальчика и клялся, что совсем быстро исправит потерю.

- Ничего страшного, ювелир. Заказ погодит. А мы станем лечить его.

- Здесь?!

Ювелир осекся, понимая, что окончательно выдал себя, но Хель и тут, казалось, ничего не заметила. И велела отнести Имрира в верхние покои, под бдительный надзор лекаря. А потом приказала всем возвращаться к плясам.

Толпа, только что глазевшая на них, разошлась, и Хель ускользнула: ей надо было отдать еще кое-какие распоряжения, подальше от чужих ушей.

В недобрый день и в проклятый час

Я вдруг увидел её.

Прекрасных дам встречал я не раз,

Но дрогнуло сердце мое.

Он проснулся и увидел, как пятно солнца на стене то заслоняет, то выпускает колышимый ветром лист. Немного позже он понял, что движется не лист, а челнок в руке женщины, ткущей гобелен. Нити основы были похожи на струны, в них бил луч из прихваченного льдом окна - по-весеннему яркий, и такие же яркие краски расцветали под проворным челноком на гобелене: голубое небо и яркое чистое солнце на нём, а ниже облака...

Женщина ощутила взгляд и повернула голову, лица Имриру было не разглядеть, зато солнце осияло её фигуру, вскинутые руки и голову в легкой дымке белой кисеи. Почему-то Имриру вспомнилась мама. Он был уверен в том, что она была, и в своем имени - пожалуй, больше ни в чём.

- Ты проснулся? Как ты себя чувствуешь?

- Где я?

- В ратуше. Ты не помнишь?

Женщина озабоченно положила руку ему на лоб.

- Ты был в беспамятстве три дня. А лекарь твердит, что всё в порядке. Может ты ударился головой.

- Может... - ему было лень двигаться, и не хотелось, чтобы она убирала руку. Хотя она оказалась старше, чем ему думалось - женщина в расцвете лет. Она хорошо улыбалась, не только лицом - глазами. И глаза спокойные, карие как два лесных озера. Словно он заглядывал в них когда-то...

- Нет, не помню!

- Тише, - она зажала ему рот теплой ладонью, ладонь пахла шиповником и немного дымом. - Отдыхай, ты скоро поправишься.

- Кто я?

Сон заволакивал, и Имрир не мог ему сопротивляться.

- Мальчишка потерял память. Милосердная!..

А может, это и к лучшему. Тогда, в господе, после его гордых и опрометчивых слов, когда всё, как при вспышке молнии, стало ясным Хели, первой мыслью было схватиться за арбалет. Достало бы одного болта. И решилось бы сразу всё: заговорщики лишились бы знамени и не случилось повторения кошмара. Конечно она не справилась бы с остальными пятью, но успела бы уйти, воспользовавшись минутой замешательства. Всё просто. Одна стрела - и ни набата, ни безликих, ни новой войны. Безукоризненные доказательства. Как... смерть. Только - Хель не хотела убивать. Этот мальчик, сын Торлора, не был для нее безликим. Он походил слишком на многих, кого она помнила и любила: на отца, на Гэльда, на его братьев, на... Мэя. И, может быть, таким будет, когда вырастет, её собственный сын.

Она не могла убить. Чем бы это ни обернулось потом. Если её слёзы, и раны, и огонь Торкилсена что-то стоили для этой земли, если имели смысл тысячи смертей, что были и что еще случатся, если к чему-то хорошему ведет оплаченная кровью дорога - пусть этот мальчик живет. Как бы сильно он ни ненавидел. О, по воле какой судьбы через семнадцать лет всё начинается снова?

- Не плачь, Хель, не надо.

Двери неловко хлопнули, и они оборвали разговор. Двое стояли под высоким витражом, изображающим Светлую Мать, жертвенный камень был украшен цветами, среди них горела свеча. Хель (Имрир уже знал, что её зовут Хель) молилась, сведя руки, бургомистр и наместник Ландейла замер у нее за спиной. Имрир испытывал к нему инстинктивную неприязнь - к нему, закаленному воину, уверенному в себе, могущему так небрежно положить руку на плечо жены. Хель была женой наместника, она сказала Имриру это на второй день, когда он уже встал и, помогая ей распутывать нитки на гобелене, нечаянно коснулся щекою её волос.