— Не всегда ли вы так делаете? — спросил я, досадуя на самого себя, что имею знакомство с картежными игроками.
— А как же бы вы думали? — отвечал он, — и с нами так же поступают; в игре кто кого обманет, тот и прав.
Я проклинал внутренне подлое ремесло их и поступок с Банкометовым; но пособить было нечем: дело сделано. Разбойники оставляют иногда что-нибудь ими обокраденному, а игроки отняли все до последней полушки у приятеля своего Банкометова.
Я подумал, что они человеку, помогшему им в плутовстве, дали по крайней мере двести рублей; но вообрази мое удивление, когда услышал от них, что дали ему только двадцать пять рублей; — и за такую сумму сей бездельник пожертвовал едва ли не всем капиталом помещика своего. — Вот до какой подлости могут доходить люди, преданные сребролюбию! Об самих игроках я не скажу ни слова, потому что не нахожу слов, которыми бы можно было выразить всю гнусность страсти их к игре.
Письмо XVIII.
Наказанная гордость, или невеста, отданная в приданое.
Сейчас готовлюсь я ехать на свадебный пир к господину Высокомерову, который выдал дочь свою за господина Безвыгодова, отставного небольшой руки офицера. Многие из здешних жителей особенно степенные старушки, рассуждая о новобрачных, не стыдясь, проговаривают, что г. Высокомеров проквасил в девушках дочь свою; поелику ей исполнилось уже тридцать четыре года. Многие достойные женихи сватались за нее во время ее молодости, но Высокомеров за нее во время ее молодости, но Высокомеров каждому из них отказывал с презрением: иной, по мнению его, был не хорош, другой стар, третий глуп, четвертый не богат, пятый не знатен, и так далее. А жена его совершенно не могла уставить никакой цены себе и дочери своей; потому не токмо не хотела слышать никаких предложений о замужестве дочери своей, но даже публично поносила всех осмелившихся адресоваться к ним женихов, не разбирая ни породы, ни достоинств их; чем возбудила она всеобщее к себе презрение и ненависть. Таким образом, спесивая дочка их, упустив цветущие лета свои и приметя, что красота ее мало по малу увядает, и что молодые женихи вовсе ею не занимаются, начала чувствовать скуку — скуку девичью. Чтобы рассеять ее, она всеминутно гадала в карты о супружестве своем; но и карты, кажется, так же, как женихи издевались над ее легкомыслием: ибо избираемые ею короли не токмо отвращались от назначенной им дамы, но еще всегда ложились между пиковой масти, а тем увеличивали досаду ее. Это почитается за худой признак! Наконец карты стали ложиться лучше; невеста стала повеселее. Тогда один приезжий бедняк, а именно Г. Безвыгодов осмелился присвататься к ней, и был столько счастлив, что не был подобно прочим обруган и не получил отказа; однако же Г. Высокомеров, желая и в сем случае выказать важность свою, сказал жениху, чтобы он взял терпение по крайней мере на год, представляя ему, что некоторыя обстоятельства не позволяют им прежде означенного времени выдать дочь свою. Безвыгодов согласился на сие требование и без дальних хлопот обратно отправился в полк (тогда он был еще в службе), взяв с них обещание, что к назначенному времени дадут ему чрез письмо решительный ответ; и он тогда же, взявши отставку, возвратится для получения руки дочери их. И тот и другой довольны были сею отсрочкою потому единственно, что им хотелось друг друга провести: Безвыгодов надеялся в это время найти лучшую для себя невесту, а Высотомеров — приискать для дочери своей лучшего жениха.
Но правду говорят: суженого не обойдешь, не объедешь: сколько ни старался Высокомеров ласковым своим обхождением заслужить любовь и доверенность молодых людей, все они, наслышавшись о гордости его, а равно и о том, что дочь его уже в летах, старались избегать коротких с ним связей, и на ласки его отвечали всегда одною холодною учтивостью. Отчаявшись получить желанной успех, он принужден был решиться приступить к исполнению обещания, данного Безвыгодову. На сей конец он объявил дочери своей, что известный ей человек, то есть Безвыгодов, который за несколько пред сим проезжая чрез их город, был у них в доме, делает ей честь и за счастье почитает получить ее руку. Выслушавши сие, она начала отговариваться, представляя главнейшею тому причиною во первых бедность его, во вторых низость чина, в третьих не знатность рода; что подтверждала и мать ее, желая тем потешить любезную дочку свою.
Но Высокомеров, будучи при всей своей гордости рассудителен, представил им убедительнейшие доказательства в опровержение их мнения. Друг мой! сказал он дочери своей, тебе нечего более ожидать: если ты пропустишь этот случай, то на всю жизнь останешься в девках; избери любое. На всю жизнь… Как поразительны сии слова для гордой невесты! Подумав несколько времени, и видя, что никому не нравится, сколько ни старались вытягиваться пред приезжающими в дом их гостями, решилась наконец просить отца своего о вызове Безвыгодова.
По получении известия, Безвыгодов не замедлил взять отставку и приехать к ним. Однако же, верно будучи кем-нибудь настроен (потому что самому ему, кажется, этого не выдумать) объявил нареченному тестю своему, что он не иначе согласится взять за себя дочь его, как разве он к обещанным в приданое пятидесяти душам прибавит еще двадцать, в противном случае он будет искать счастья своего в другом месте.
Высокомеров, видя, что зять его не столько помышляет о дочери его, сколько о ее имении, хотел отказать ему, упрекая жену свою и дочь; что они сами от себя, от своей глупости упустили женихов, из коих некоторые хотя столько же, как и сей были недостаточны, однако искали человека, а не богатства. Тут почувствовали они ошибку свою и раскаялись — но уже поздно. Чем более изыскивали они средств пособить горю своему, тем более их не находили. — Делать нечего! невеста сама начала просить родителей своих, чтобы выдали за Безвыгодова требуемые им семьдесят душ, a в приданое дали бы хоть ее. — Вчера совершилось бракосочетание их. Г. Безвыгодов самый безвыгодный человек. Славное наказание за гордость! — Дай Бог, чтобы сим и кончилось! Беда, ежели не будет у них между собою и согласия! Пусть гордящиеся богатством отцы и матери, и девицы, тщеславящиеся красотою своею, посмотрят на сей пример и научатся искать счастья своего не в богатстве и гордости, а в сердечной любви и согласии.
Письмо XIX.
Много думающий о себе недоросль; или он учился у троих учителей тому, чтобы ничего не знать.
Кажется мне, что г. Высокомеров почел бы весьма неприятным для дочери своей предзнаменованием, если бы на свадебном пиру ее не было хотя одного гостя высокомерного, гордого; к сожалению их было довольно: на всех их смотреть было гадко: но мне особенно приметен стал один молодой человек, сын одного живущего здесь богатого помещика, занимающего первейшую должность изо всех тех, которые только зависят от выбора.
Он так надут гордостью, что, мне кажется, скоро лопнет. Сперва подумал я, что он гордится отцовым чином; но совсем не то: он почитает себя превыше всех смертных, потому единственно, что учился у троих учителей, которых отец его содержал у себя для его воспитания, и ничего не знает. Поверишь ли, любезный друг! Ученик трех учителей, как говорится, не умеет и трех перечесть, не умеет сказать кстати слова, не умеет даже шагнуть.
Лишь только он взошел, то сделал всем гостям, в разных местах сидящим, общий поклон, состоящий совсем почти в неприметном наклонении головы; потом остановился, дабы хорошенько рассмотреть, где ему приличнее сесть.
Здесь к удовольствию его одна почтенная дама встала с своего места, дабы поговорить тихонько с другою. Увидев место сие праздным, и думая, что севши на него, он будет важнее всех, бросился на него, как гончая на зайца. Дама, окончив разговор свой, хотела опять занять свое место; он увидев на нем сидящего господина недоросля, принужденною нашла себя избрать другое между мужчинами.