— Восемьдесят девять градусов сорок шесть минут западной долготы, восемь градусов две минуты южной широты — неплохо прошли, ребята, за сутки!
Он взял у меня карандаш и нанес маленький кружок на карте, висевшей на бамбуковой стене; маленький кружок в конце цепи из девятнадцати кружков, извивавшейся на карте, начиная от порта Кальяо в Перу. Герман, Кнут и Торстейн также поспешили протиснуться внутрь, чтобы взглянуть на новый маленький кружок, переместивший нас на добрых 40 морских миль ближе к островам Южного моря[1].
— Видите, ребята? — гордо произнес Герман. — Это означает, что мы находимся на расстоянии восьмисот пятидесяти миль от берегов Перу.
— А до ближайших островов по курсу остается еще три тысячи пятьсот, — предусмотрительно добавил Кнут.
— И чтобы быть вполне точным, — сказал Торстейн, — мы находимся на пять тысяч метров выше дна океана и на сколько-то метров ниже луны.
Итак, теперь мы точно знали, где мы, и я мог продолжать свои размышления о том, почему мы тут очутились. Попугаю ни до чего не было дела; ему только хотелось вцепиться в судовой журнал. А вокруг простирался все тот же синий океан под синим куполом неба.
Возможно, все началось прошлой зимой в кабинете одного из нью-йоркских музеев. А может быть, начало было уже положено десять лет тому назад на маленьком острове из группы Маркизских, посреди Тихого океана. Может быть, мы пристанем теперь к этому же острову, если только северо-восточный ветер не отнесет нас южнее, по направлению к Таити и архипелагу Туамоту. Перед моим мысленным взором ясно вставал островок с его скалистыми горами ржаво-красного цвета, зелеными зарослями, спускавшимися по склонам к морю, и стройными пальмами, которые приветственно покачивались на берегу. Островок назывался Фату-Хива; между ним и тем местом, где мы сейчас находились, не было никакой суши, но он отстоял от нас на тысячу миль. Я видел узкую долину Оуиа как раз там, где она спускалась к морю, и вспоминал, как мы сидели на пустынном берегу и смотрели из вечера в вечер на этот же безбрежный океан. Тогда меня сопровождала жена, а не бородатые пираты, как теперь. Мы собирали всевозможных животных, а также рисунки, статуи и другие памятники погибшей культуры. Я прекрасно помню один вечер. Цивилизованный мир оказался таким непостижимо далеким и нереальным. Мы жили на острове уже почти год; кроме нас, здесь не было белых; мы добровольно отказались от всех благ цивилизации, как и от ее зол. Мы жили в хижине, которую построили для себя на сваях, в тени пальм на берегу, и ели то, чем могли снабдить нас тропические леса и Тихий океан.
Суровая, но полезная школа дала нам возможность познакомиться со многими загадками Тихого океана. Я думаю, что и в физическом и в умственном отношении нам часто приходилось повторять опыт первобытных людей, которые явились на эти острова из неизвестной страны и полинезийские потомки которых безраздельно властвовали над островным царством, пока не появились европейцы с библией в одной руке и с порохом и водкой в другой.
В тот вечер мы сидели, как это часто случалось и раньше, на берегу при свете луны, и океан расстилался перед нами. В этой обстановке, полной романтики, все наши чувства были обострены. Мы впитывали в себя запахи буйной растительности джунглей и соленого океана, мы слышали шелест ветра среди листьев в макушках пальм. Через правильные промежутки времени все другие звуки заглушались шумом бурунов, которые вздымались прямо перед нами, обрушивались, пенясь, на берег и разбивались на пенящиеся круги в прибрежной гальке. Некоторое время слышался рев, грохот и скрежет среди бесчисленного множества сверкавших в лунных лучах камешков; затем все опять стихало, когда океан отступал, чтобы собраться с силами для нового натиска на непобедимый берет.
— Странно, — сказала жена, — но на том берегу острова никогда не бывает бурунов.
— Да, — ответил я, — но здесь наветренная сторона; прибой всегда бывает с этой стороны.
Мы продолжали сидеть и любоваться океаном, который, казалось, решил настойчиво, без конца повторять нам, что он катит свои волны с востока.
востока, востока. Извечный восточный ветер, пассат, волновал поверхность океана, вздымая валы и катя их вперед; они появлялись из-за горизонта с востока и уходили дальше, к другим островам. Здесь перед нами волны океана, раньше не встречавшие никаких препятствий, разбивались об утесы и рифы, между тем как восточный ветер просто поднимался над берегом, лесами, горами и без всяких помех продолжал свой путь к западу, от острова к острову, в сторону заходящего солнца.