Я отдаю ему свой командировочный листок, и он, продолжая сидеть, читает его и что-то пишет на обороте. Он среднего роста, широкоплеч, у него смуглое от солнца худощавое лицо и прямые черные волосы, спадающие на лоб.
– Я был в палатке кадров, сказали, больше никого не берем…
Как ни напрягаюсь, я ничего не могу придумать, что бы добавить к этому. Он смотрит на меня искоса и спрашивает:
– В какую роту хочешь?
Я заставляю себя улыбнуться:
– В свою старую роту, конечно!
Он возвращает мне листок со словами:
– Ты поздновато прибыл, в следующий раз поторопись!
Я выхожу из палатки и вновь возвращаюсь к кадровику, который с недовольным видом берет мой листок. Портупея так перетянула его телеса, что он похож на слегка сдувшийся воздушный шарик.
– Рота «Гейс»! – говорит он мне и больше не тратит на меня ни секунды.
Я выхожу из палатки. Холодный ветер треплет мои волосы в одну сторону и в другую. Иду к палаткам нашей роты. В лагере – оживление. Играют в мяч, и их хохот и громкие крики будоражат всех. Одна рота выстроена на плацу, и командир стоит сбоку. По его команде они все приседают, встают, бросаются ничком на землю. Потом он указывает им на палатку хусейние и кричит. И вся рота, рассыпав строй, бежит изо всех сил к этой палатке. Каждый старается обогнать другого. Один падает, и бегущие сбиваются в кучу, чтобы на него не наступить. Поднявшись, он, хромая, догоняет их. Вот все добежали до палатки и, коснувшись ее рукой, так же, на полной скорости, мчатся обратно. Когда они вернулись на исходную черту, тот, кто упал, еще только добежал до палатки.
– Н-ну к-как? Как т-твои д-дела?
Меня окликает Мирза и уже поднимает руку вверх в знак моей победы. Потом он заглядывает в палатку и кому-то говорит обо мне. Выходит Али – босиком. Не дожидаясь его вопроса, я отвечаю:
– Направлен в нашу роту.
– Давай бегом отнеси направление в штаб роты и назад, – говорит мне Али. – Ребята в футбол собрались играть, мы тебя берем в нашу команду. Давай скорее!
Я тороплюсь в штаб роты. Обходя сзади палатку второго взвода, я вижу Хусейна – он сидит на земле и мажет ботинки гуталином. Красный шрам его блестит.
– Салам, Хусейн-ага!
Он встает, и мы с ним целуемся.
– Я слышал, что ты приехал, – говорит он. – Я ждал тебя.
Из-за ранения его рот не открывается как следует, и поэтому речь кажется какой-то жеваной.
– До полудня вы были на марш-броске, – отвечаю я. – А потом я был в первом взводе. Сейчас только в кадрах был.
– Предписание дали тебе? – спрашивает он.
– Да, меня приписали к роте.
Он ставит на землю ботинки.
– Зайдем в палатку.
– Да ты закончи свою работу, Хусейн-ага! – говорю я ему громко.
Но он уже откинул входной клапан.
– Заходи.
Я захожу вслед за ним и спрашиваю:
– А что, никого нет?
Обернувшись, он приставляет ладонь к уху и, нагнув голову, переспрашивает:
– А?
– Где ребята? – повторяю я. – В палатке никого нет.
Он достает из патронного ящика печенье и объясняет:
– Ушли все. Садись.
Он стелит на пол одеяло и взглядом предлагает мне сесть. Я сажусь. Наливает воды в кружку и макает в нее печенье, жует его. Предлагает и мне угоститься. Челюсть его плохо работает.
– Задержался ты, – замечает он, и от этих слов меня бросает в краску.
– Я сдавал экзамены, – отвечаю.
Он вновь указывает на печенье:
– Все сдал?
– Нет, еще оставалось три экзамена, – отвечаю я, – когда Али меня увез.
Я ожидал, что он скажет: надо, мол, было остаться, досдать до конца, но вместо этого он заявляет:
– Ты правильно сделал, что приехал.
Я вздрагиваю. Потом, набравшись духа, спрашиваю:
– А что, дело близко?
Он не отвечает. Я настаиваю:
– Так близко, что я и три экзамена досдать бы не успел?
Он загадочно улыбается и говорит:
– Похоже на то! Теперь скажи, в какой взвод ты хочешь?
– В первый, конечно.
Указав мне на печенье, он говорит:
– Абулфазл стал командиром второго взвода. Ты об этом знаешь. Сколько бы я ребятам ни говорил перейти к нему – не соглашаются. Дело близко, а Абулфазл один. Недавно приходил сюда, он слышал, что ты приехал. Просил послать тебя к нему.
Ядовито улыбнувшись, я перебиваю его:
– Никто из ребят не согласился, и теперь ты сам говоришь, что дело близко, и я к нему пойду, не зная никого из его ребят?
Он принужденно улыбается и продолжает:
– Это ничего. Абулфазлу не хватает гранатометчика, ты это возьмешь на себя.
Я опускаю голову. Он макает в воду новую печенинку и жует ее. Спрашивает:
– Значит, согласен?
– Это принудительно? – спрашиваю я. Хочу его загнать в угол. Он отвечает: