Трудолюбие влечет за собою германскую деятельность; твердость же требует латинское мужество, а обои они сливаются в годство, то есть, общий смысл способности к общему благу; а короче сказать, трудолюбие и твердость составляют годственного гражданина. Обширный смысл годства не исключает из себя даже многих и собственных имен: первостепенный посадник Великого Нова-града Гостомысл в нем же почерпнул свое наименование. История нам повествует великие достоинства сего первостатейного боярина; а умствование толкует его наречение вот как: Госто-мысл — годствен-смысл, то есть, премудрый муж знанием, советом, истиною и усердием.
Но заглянем и в древность самую, в сии темные жилищи праотцев наших! Войдем в мрачные их вертепы, заросшие забвением, где при слабом светильнике вероятности недостаточное мое сведение, не находя ни единого верного шагу, ступать будет по острым и рассеянным стремнинам гипотезисов.
Ежели положим в основание заселению земли Ноя патриарха, с детьми спасшегося от всемирного потопа, то, вероятно, что поколение Симово, по смежности Араратской горы, пределы между Каспийского и Евксинского морей под именем скифов прежде заселили. Известно, что искони б древние народы поставляли себе в честь рассылать свои селении по неизвестным краям, и на то избирали всегда лучшее, мужественнейшее, знатнейшее и годнейшее свое юношество; и так, стесняясь своим размножением, чаятельно, отправили свои колонии далее от себя к северу. Поелику отпущены они от отчизны своей в виде избраннейших и годнейших сынов, то чаятельно приняв имя готфов положили основание своим областям по средней полосе Европы до самого Балтийского моря, и может быть до озер Нева и Илмера. Но когда человеческой воле и желаниям нет оплоту, то могут ли они насытить свои хотении? Сии выходцы, может быть, при самом своем поселении уже в недоумение впали, чтоб не быть подверженным такому же затеснению как скифы, предки их; а может быть и сами после захотели погордиться своим могуществом, и для того немирных и недоброжелательных стали еще от себя посылать далее к полночной стороне, говоря им: подите от нас, вы нам засорили землю. И потому сии ссорившиеся или засорившие народы вообще, нарекшись сарматами, распространились и заняли северный берег Балтийский, западный Ладожского озера, окрестности Онеги, Белаго моря, реки Печоры, до самого устья реки Оби. Но не ясно ли видятся коренным своим происхождением, относятся к старобытным скифам, внукам Ноевым? И для того все еще по связи своей одним народом именоваться должны. Но когда сия вавилонская громада от страстей человеческих позыбнулась (ибо кто достоверно утвердить понахалится, чтоб вавилонская башня не метафорически в преселении народов и в премешании язык их существовала?), и когда веками и разнообразными предлогами корыстей разбитая на огромные кучи рассыпалась, тогда премесившиеся племена на неисчетные виды и владычествы переобразовались и нарекли себя разнолично. Норд-маны заняли себе от норда или севера свое наимянование; норд-вежцы, устремясь далее по полуночному пути, извлекли оттоль свое имя; остроготфы рассеялись и сели на осте или востоке; визиготфы, удалясь к весту или западу, расположили там свои селении; скудный наш соседушка варяг почерпнул свое название из моря, из которого кормился и по которому разбойничал; прочие назвались разнообразно и самопроизвольно: иной от своего истукана, другой от озера, печенег от Печоры, третий от города или местоположения, а иные от имен своих военачальников, или царей, или победителей, и сему подобное. Но где ж ты, победоносный славянин наш, девался? Рассудок мне претит ниже тебя поставить, нежели современников и собратий твоих — готфов и сармат. Ты, без сомнения, их единоплеменник, почтенный предок наш! Готфы древностию своею и победами, не спорю, прежде в истории греков и римлян прогремели, нежели славяне; но это не оттого, чтобы их племена далее в бытиях свои отрасли распустили, но для того, что они прежде под сим именем путь к помянутым народам проложили, оным сделались страшны, от них прежде грамоту, некоторые сведения, науки заняли, и ранее художества и ремеслы с завоеваниями в свою внесли отчизну. И почему ж бы не думать, что самые северные народы, или сарматы, отщепясь некогда от юго-восточных скифов, не готфами вообще нарицались и не в то же единоначалие включены были? Быв равно храбры, сильны, трудолюбивы, к завоеваниям алчны, к общему благу стремительны, носили они общее название готфы, то есть, годные люди покорять всю им тогда известную землю и единовластвовать над нею. Так как и ныне приметно, что называется по-немецки, rafcfjcr fierl, ряжий детина, то есть хороший детина в ряду; fcfjr rafcfjer fierl, изрядный, то есть, так хорош, что из ряду вон; а guter, bicher fierl, гожий, дюжий детина, есть наилучший, наисильнейший из всех, следовательно, лучший в превосходительной степени; и так можем сказать, что готфы, быв гожий и дюжий народ в превосходительной степени, стали от всех покоренных и соседственных язык так названы и признаны. А когда уже они победы свои пронесли в южные части Европы, трофеями своими сделались грозны, богатством завоеванным завидны и почтены, то украсили себя и отличили от других готфов именем славян, то есть, годные люди до самой славы. А чтоб тверже уставить себя в сем названии, построили или нарекли обширный свой город Славенск, в который чаятельно ввели занятую в походах своих архитектуру или зодчую науку от греков и римлян, известную под правилом готфическим. Но поелику думать можем, что у готфов и у славян одно проистечение, одни законы, одно владычество, один промысел искони бывали, то следственно и одни обычаи, и одно идолопоклонство; так неминуемо принять должны, что один был и язык; следовательно имя готфов проистекло от слова годности или годства, а самые превосходные готфы в славе, непобедимости, в подвигах и в трудолюбии суть готфы-славяне, то есть, не только годны сами собою, но и славятся своею годностию. Премешение народов и премесило первобытный их язык и уставы то климатом, то склонностьми, обыкновениями, случаями и упражнениями, и всеюдно распространило сии тмочисленные наречии, которые и о сию еще пору под немецким или германским языком нам приметны кажутся. Но несмотря на пепел древности, все еще искры единоязычия с нами изметают, сохраняя наше годство или годность; например: наречие gut xoрошо, gutheit доброта не явно ли к нему относятся? Самое и наименование всевышнего существа тому же слову годство причастно. Gott Бог, gottheit Божество, знаменующее все совершенствы, доброты, годности, не вмещаются ли в обширнейшей их степени в единое слово годство, то есть, источник всякого совершенства, годности и доброты? Когда ж наречение Бог в племенах славяно-российских распространилось, а готфы чуждыми нареклись народами, тогда, может быть, и сие название от нас к ним одним преселилось. Признаюсь, что связь сия мне и самому темна кажется, но кто отважится столько повеличаться остротою своего зрения, чтоб мог проникнуть мрачную завесу источника древних народов, и запутанную связь темнотою времен дерзнул разобрать своим остроумием? Сам Александр притупил бы свой меч, рассекая твердый сей узел. И так лучше скажу с Михайлом Васильевичем Ломоносовым: вероятности отрещись не могу, достоверности не вижу.
Тщетно налегают мои соотчичи на слово доблесть или доблественность и ему превосходное сие дать хотят наречение! Первое, оно столько ж новостью своею темно, как и годство; второе, оно идет только на храбрость воинскую, на красоту, сановитость, величественность, надменность, чванство. Но здесь не о том дело! Это лучше идет на павлина, нежели на гражданина; ближе к фанфарону, чем к Катону. Годный гражданин, прямой сын отечества, есть существо частно чувствам не подвластное, пылающее общественным огнем любви, усердия, беспристрастия к узаконенному порядку. Бесспорно, он должен быть здоров и трудолюбив, но должен быть и во всем годен. Послушаем Неронова учителя, как он прямого гражданина описует: „вот зрелище прямо достойное, чтоб на него отец богов и весь олимп загляделся, и в образе своего создания порадовался! Это муж правдивый и неустрашимый в борьбе с злосчастием, а особливо, когда он еще и наступатель! Нет! Я не вижу ничего в подсолнечной, превышающего Катона, который на трупах низложенные его дружины незыблемо и неколебимо стоит среди развалин мира!"